Двоеженец - [118]

Шрифт
Интервал

– Ну, я в том смысле, что некоторые люди в наше время стараются по возможности вести несколько экстранеординарный образ жизни, скажем, что эти люди вступают в брак не с одной, а с двумя женщинами, а потом в саду чуть ли не на глазах у всех своих соседей занимаются…

– Можете не продолжать, – перебил его я, уже осознавая причину его прихода, и в подтверждение моих мыслей этот гад вытаскивает из папочки несколько наших объемных фотографий и три письма Финкельсона.

– Значит, на почте служите, – усмехнулся я, взяв у него из рук эти фотографии с письмами.

– А как вы догадались?! – покраснел Эпименид.

– Ну, здесь большого ума и не надо! А еще что-то есть?

– Есть, но это потом! Похоже, ваш сосед каждый день вас снимал и строчил, а может, заодно и дрочил, – засмеялся он и тут же упал, сбитый на ковер ударом моего кулака.

– Ну, вы и сволочь! – уже со злобой поглядел на меня Эпименид, – но все равно вы в моих руках, – и он гневно сжал свои кулаки.

– И сколько ты хочешь за это?! – тяжело вздохнул я.

– Очень сложный вопрос, – опять засмеялся он, – поскольку надо еще возместить мне моральный ущерб!

– Хорошо, возместим, – сказал я, – сколько надо заплатить?!

– Сто тысяч баксов, – прошептал он, – и ни копейки меньше!

– А время у нас есть? – опять вздохнул я, глядя на наше обнаженное блаженство. На этой фотографии мы действительно были похожи на какое-то странное божество, ну, подумаешь – голые тела. Но уже то, что их кто-то видит, кто-то пытается опозорить тебя, твою семью!

– Есть, до вечера, – облизнул свои разбитые губы Эпименид и быстро выскользнул, как червь, из кабинета.

Потом в кабинет зашла Матильда, следом за ней Мария, и мы молча, уже со слезами перебирали в руках эти картины нашей супружеской любви.

– Где дети?! – спросил я с тревогой.

– Дети наверху, – успокоила меня Мария.

– И что будем делать?! – тихо спросил я.

– Надо отдать деньги, и пусть катится к черту, – почти что выкрикнула Матильда, понижая из-за детей голос.

– А я думаю, что он на этом не остановится, – шепнула Мария.

– Ну и что ты предлагаешь?! – спросила Матильда, нервно покусывая губы.

– Что я предлагаю, и сама не знаю, – грустно улыбнулась сквозь слезы Мария, – но лучше б было бы убить!

– Убить?! – ужаснулась Матильда.

– А где гарантия того, что он опять к нам не придет?! – резонно заметила Мария.

– Ну, ладно, – вздохнул я, – давайте все-таки отдадим ему эти деньги, а если он придет еще, ну, тогда и подумаем!

И они согласились со мной.

Потом они вышли из кабинета, а я с любопытством стал читать писанину Финкельсона и почти сразу наткнулся на такой отрывок: «Женщины подобны рыболовной снасти, слабого мужчину-рыбу запутывают, а вот сильный мужчина, скажем, мужчина-щука всегда разгрызает их зубами, и вообще, женщинам нравиться никак нельзя! Пример – мой сосед-двоеженец, с виду жены любят его, а на самом деле только притворяются, потому что вынуждены терпеть его из-за детей, которых они ему нарожали!

И потом этот дурак имеет постоянное обыкновение унижаться перед ними и все без исключения делать за них. Временами он, конечно, лежит как мертвый и ничего почти не делает, но самое ужасное и аморальное в их ненормальном браке заключается в безумном пресыщении интимной жизнью, какую они распространяют и на своих детей.

Так, их девочки и мальчики и ту, и другую бабу зовут своими матерями, и сам черт только разберется, кто же из них есть настоящая мать.

Это, в свою очередь, ведет к патологическим изменениям не только в психике ребенка, но и в его неокрепшем, как следует, умишке, то есть головке, а потом раннее половое созревание детей очень отягощает мою старческую психику, отчего они мне самым бесстыднейшим образом снятся ночами и не дают никакого покоя, как дети, так и их родители. Но более всего следует учесть, что они богачи и евреи и все их сексуальное влечение опосредовано тайной сионистской деятельностью, которую они уже который год ведут в нашей стране, подрывая не только устои морали, но и всюду разложившейся нравственности!

Понятное дело, что этим извращенцам и сионистам намного приятнее пачкать нашу мораль с помощью противоестественного удовлетворения своих сексуальных аппетитов, для чего они каждый день перед миром домом сношаются с утра до вечера, позабыв про все и даже про своих несчастных детей, которые тоже не могут быть нормальными из-за таких чокнутых родителей, как, впрочем, и из-за своего вредного происхождения!

А потом, как можно растить в такой аморальной обстановке будущих граждан нашего могучего и великого государства, если они уже заранее все извращают и унижают своим недостойным и даже уголовно наказуемым поведением! Каждый день я наблюдаю и вижу все их бесстыдство, каждый день, да что там день, им и дня мало, они и ночью вытаскивают из своей черной души двойной язык и лукавят с детишками-то, как их же прародительница Ева со змеем лукавила, лукавила с бедным-то, Адамом-то, а тот ничего в ее дьявольских сетях уже не мог поделать!

Поэтому уже сейчас я предлагаю их всех арестовать и немедленно заковать в чугунные цепи, и в назидание потомкам сослать в далекую, холодную Сибирь!


Еще от автора Игорь Павлович Соколов
Стихи о сверхвлюбленном Мухе

Цикл стихотворений о Мухе, Мухотренькине, представляет собой любовный эпос – юмористическо-эротическое фэнтэзи, где главный герой своими фантастическими сверхвозможностями превосходит образ Дон-Жуана и летит по жизни, как муха, на все вкусное и сладкое, что есть в любви, поражая своей любовной силою всех дев.


Метафизика профессора Цикенбаума

«Метафизика профессора Цикенбаума» представляет собой любовный эпос с элементами абсурда, где везде торжествует в своем страстном и безумном проявлении одна любовь, любовь чистая и грязная, любовь корыстная и бескорыстная. Все стихи эпоса взаимосвязаны между собой несколькими героями – профессором Цикенбаумом, Амулетовым, Мухотренькиным, Сидоровым, Шульцем и автором эпоса. Смысл эпоса обозначить любовь как единственную меру вещей и великую тайну нашего странного и неполноценного существования.


Эротика

В книгу писателя и поэта Игоря Соколова вошли лучшие эротические стихи и просто стихи о любви. Роман Игоря Соколова «Двоеженец» был издан в США в 2010 году.


Любовь в эпоху инопланетян

В сборник «Любовь в эпоху инопланетян» вошли эротическо-философские рассказы о любви с элементами абсурда и черного юмора.


Между женой и секретаршей. Круг 2-й

История любви женатого начальника и секретарши превратилась не просто в стихотворный цикл, а в целую поэму, в которой реальность так сильно переплелась с вымыслом и абсурдом земного существования, что стала своего рода философской притчей об испытании человека Богом, но это осмысление будет передано гораздо позднее и в более грустной части, где любовь начальника и секретарши заканчивается реальным разрывом.


Человек из грязи, нежности и света

Роман «Человек из грязи, нежности и света» представляет собой одновременно искрометную пародию на низкопробное чтиво, и эротическую трагикомедию, в которой хаос жанров – фэнтези, сатиры, триллера и детектива – соседствует с одним единственным желанием – вывернуть наизнанку все человеческие чувства и пороки, чтобы хорошенько разглядеть в человеке и зверя, и Бога, всегда поклоняющегося только одному Эросу – Богу Любви..


Рекомендуем почитать
Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Ястребиная бухта, или Приключения Вероники

Второй роман о Веронике. Первый — «Судовая роль, или Путешествие Вероники».


23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

«23 рассказа» — это срез творчества Дмитрия Витера, результирующий сборник за десять лет с лучшими его рассказами. Внутри, под этой обложкой, живут люди и роботы, артисты и животные, дети и фанатики. Магия автора ведет нас в чудесные, порой опасные, иногда даже смертельно опасные, нереальные — но в то же время близкие нам миры.Откройте книгу. Попробуйте на вкус двадцать три мира Дмитрия Витера — ведь среди них есть блюда, достойные самых привередливых гурманов!


Не говори, что у нас ничего нет

Рассказ о людях, живших в Китае во времена культурной революции, и об их детях, среди которых оказались и студенты, вышедшие в 1989 году с протестами на площадь Тяньаньмэнь. В центре повествования две молодые женщины Мари Цзян и Ай Мин. Мари уже много лет живет в Ванкувере и пытается воссоздать историю семьи. Вместе с ней читатель узнает, что выпало на долю ее отца, талантливого пианиста Цзян Кая, отца Ай Мин Воробушка и юной скрипачки Чжу Ли, и как их судьбы отразились на жизни следующего поколения.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.