Двое в новом городе - [54]

Шрифт
Интервал

— Не буду отвечать.

— Что так?

— Не умеешь ты себя сдерживать.

— Обещаю, буду сдержан.

— А где гарантия? — засмеялся он.

— Поверь, пальцем не трону.

— И все-таки боязно. Очень уж тяжела у тебя рука.

Это меня рассмешило. Вместе со мной начал смеяться и Лачка. Мы так и покатывались. Луна смотрела на нас и тоже, казалось, принимала участие в нашем веселье.

— Не скажу, если не пообещаешь…

— Обещаю!

— Ну, ладно.

Он помолчал, снова покосился на мои кулаки, отошел на всякий случай к перилам. Я старался не смотреть в его сторону, потому что каждый мой взгляд мог повергнуть Лачку в ужас и заставить отказаться от намерения говорить.

— Послушай, — наконец начал он, — вот тебе мой совет: не женись на ней… Не пара она тебе!

— На ком?

— Да не прикидывайся ты! Сам ведь отлично понимаешь.

Он опять покосился мне на руки.

— Она беременная. Зачем тебе чузой ребенок?

Меня бросило в жар. Это его «чузой» гвоздем воткнулось в мозг. Почему вдруг не «чужой», а «чузой»? Захотелось схватить его за глотку, швырнуть с балкона. Да, у него было основание бояться меня, требовать гарантий.

— Пожалуйста, не трогай меня, — произнес он испуганно. — Я ни в чем не виноват. Говорю одну только правду.

— Валяй дальше, — ответил я. — С чего ты взял, что она беременная?

— Ходят такие разговоры.

— Кто говорит?

— Гюзелев.

— Что за Гюзелев?

— Э-э, приятель, очень уж ты забывчив! Ну, Гюзелев, комендант общежития. Бывший. Сейчас он контролером на стадионе. Билеты отрывает.

— Ну, дальше?.. Да говори же ты!

— На пятом месяце.

— Еще кто-нибудь знает?

— Только я и Гюзелев.

— Еще кто?

— Не могу сказать, не знаю. — Он скрестил руки на груди и с опаской посмотрел на меня.

Мы долго молчали.

— И акушарка, — снова подал он голос, — знает.

— Акушерка, а не акушарка.

Он согласился. Добавил, что акушерка заводской больницы — родственница жены Гюзелева. А Гюзелев заходит к ним выпить.

— Ясно, — сказал я.

Кошка пробежала через двор. Слышно было, как она вскочила на шпалеру, оттуда перебралась на чердак. Лачка взглянул на часы.

— Двенадцать… Отправилась за мышами охотиться. Когда-то они у нас водились, а сейчас их нет. Народная власть всех истребила. Факт.

— Чепуху несешь.

— О власти?

— Нет, я о другом.

— Да-да, — заерзал он, — слушай, пойдем спать?

— Не спится.

— Гюзелев советовал мне травку одну попробовать.

— Другие знают? — закричал я. — Знают или нет?

— О чем, о травке?

— Да нет же!.. О том! О том!

— А, насчет Вакафчиевой? Вот чертово дело. Жена моя вроде что-то слыхала, да ведь из нее слова не вытянешь — дрыхнет целыми днями. Она — могила.

Я долго смотрел на него. Смотрел и не видел: все расплывалось перед глазами. Потом пожелал спокойной ночи, ушел к себе. Но ни ему, ни мне не было покоя в ту ночь. И в следующие — тоже. Они мучили, давили нас своей чернотой. Я все допытывался у него, пошла ли уже сплетня гулять по городу или пока обитает только в нашем квартале. Я ведь знал, как чувствительна Виолета и что может произойти, если до нее дойдет, что обыватели перемывают ей косточки. Нет, надо решительно опровергнуть это как клевету. Для пущего страха я упомянул даже Векилова.

— Ха, — сказал Лачка, — так и Векилов знает. Даже раньше, чем другие!

— Как так?

— Народная милиция все знает. Это уж яснее ясного.

— Ты уверен?

— Совершенно. Он говорил с Гюзелевым. И Гюзелев рассказал ему все, что сам слышал от акушарки.

— Акушерки.

— Да, акушерки.

Снова помолчали. Оказывается, весь мир уже знает, а мы-то с Виолетой воображали, что тайна останется между нами. И что самое подлое — все прикидываются, будто их это не касается, будто и не слышали ничего. А сами исподтишка наблюдают за нами, так и ждут, что же произойдет. В самом деле, а что же произойдет? Может, ее выселят?

Чем больше думаю, тем яснее становятся мне некоторые поступки окружающих. Теперь понятно, почему Драго и жена его Злата уже не приглашают меня на утку, Почему Векилов подозрительно косится, а Гюзелев даже не здоровается, словно не он, а я сидел под арестом за сводничество и всякие прочие темные делишки. Уж не думают ли они, что я и есть отец этого ребенка, который существует уже пять месяцев?

Лачка становится все более откровенным. Он напрямик советует мне на некоторое время исчезнуть с автобазы. Предлагает помочь устроиться на «Вулкан», там вроде бы требуется шофер. Я возражаю, но он все твердит, что положение осложнится и мне бы надо держаться подальше от всей этой заварухи. Я говорю, что никакого отношения к заварухе не имею и вообще какие там еще могут быть осложнения. В конце концов на свете миллионы беременных женщин. Ничего особенного, если и в нашем городе родится один незаконный ребенок. Что из того? Социализм пострадает?

— Да, но законы? Законы!

— Какие законы?

— Республики.

Доказываю, что республика как раз и возьмет ребенка под свою защиту. Он ведь еще не родился, и нельзя допустить, чтобы над ним уже с этих пор нависли тучи. Республика не даст его в обиду. Она за детей.

— Лучше держись в сторонке! — советует он. — Ведь ты и в самом деле не имеешь к этому никакого отношения.

— К чему «этому»?

— Ну, к этой беременности.

— Не понимаю. Что, и меня обвиняют?

— Нет. Отец-то известен.


Еще от автора Камен Калчев
Новые встречи

В предлагаемом читателям романе, вышедшем в Болгарии в 1960 году, автор продолжает рассказ о жизни и труде рабочих-текстильщиков. Это вторая книга дилогии о ткачах. Однако по характеру повествования, по завершенности изображаемых событий она представляет собой вполне самостоятельное произведение. В русском издании вторая часть «Семьи ткачей» с согласия автора названа «Новые встречи».


Димитров: сын рабочего класса

Дело Георгия Димитрова огромно. Трудно все охватить в беллетризованной биографии. Поэтому я прежде всего остановился на главных событиях и фактах, стараясь писать ясно, просто, доступно, чтобы быть полезным самым широким читательским кругам, для которых и предназначена моя книга.Камен Калчев.


Отважный капитан

У этого романа завидная судьба: впервые увидев свет в 1958 году, он уже выдержал в Болгарии несколько изданий и второй раз выходит на русском языке. Автор романа, видный болгарский писатель Камен Калчев, недаром назвал свою книгу романизированной биографией. В основу романа положена действительная история жизни славного болгарского патриота Георгия Мамарчева (1786–1846), боровшегося за национальное освобождение своего народа. Георгий Мамарчев прожил жизнь поистине героическую, и наш юный читатель несомненно с интересом и волнением прочтет книгу о нем. Учитывая, что это издание приурочено к столетию освобождения Болгарии русским народом (1877–1878), автор книги написал предисловие для советских читателей.


Генеральная проверка

В книгу современного болгарского писателя вошли романы «Огненное лето» и «Восстание». Они написаны на документальной основе и посвящены крупнейшему событию в истории революционной борьбы болгарского народа — антифашистскому восстанию 1923 года. Все персонажи романов — действительные исторические лица, участники и очевидцы событий, развернувшихся в Болгарии в 20-х годах. Книга предназначена для широкого круга читателей.


Софийские рассказы

В сборник рассказов Народного деятеля культуры Болгарии, лауреата Димитровской премии писателя Камена Калчева входят «Софийские рассказы», роман «Двое в новом городе» и повесть «Встречи с любовью».К. Калчев — писатель-патриот. Любовь к родине, своему народу, интерес к истории и сегодняшним будням — вот органическая составная часть его творчества. Сборник «Софийские рассказы» посвящен жизни простых людей в НРБ.Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Пробуждение

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».


Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Маленькая красная записная книжка

Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.