Двое с лицами малолетних преступников - [16]
Тут чуть было машину с докторами не пришлось вызывать для бабушки. Ее разговорчивость как рукой сняло. Милиционер принес воды. Она пить не смогла — перехватило дыхание.
Мы с Винтом сидели, молчали в тряпочку. Думали про бывшего человека, который даже свет не включал вечером, прикидывался бедным и лежал один в темноте на своем богатстве.
— Вот, вот! — говорил Владимир Владимирович в машине. — Такое у вас отношение к культуре. Под носом национальное достояние разворовывают.
Лейтенант вздохнул:
— Не успеваем.
— Скажите, а как теперь отношение к старинным названиям? — спросил я. — Говорят, скоро все улицы переименовывать станут по-новому?
— Что за ерунда! — встрепенулся Владимир Владимирович. — Наоборот, сейчас убирают плохо придуманные названия, вот в Москве…
— Скажите, а Кукуевка — плохо придуманное или хорошо?
— Кукуевка — это гениально, — сказал Владимир Владимирович. — Кукуй, кокой — один из самых ярких языческих русских национальных праздников… праздник летнего солнцеворота, его называют Иван Травник, Иванов день, Иван Купала, Иван Колдовник. В эту ночь ведьмы слетаются на условное место… Русалки выходят из воды, кикиморы и лешие шалят… В ночь на Ивана Купалу распускается божественный цветок папоротника, цветок бога славян Перуна, и указывает людям, где лежат клады… Это правду ребята говорят, лейтенант? Совсем вы тут с ума посходили!
Лейтенант слушал молча, а тут разозлился:
— Вы в Египте археологом?
— Да. Но при чем здесь Египет?
— Вот и копайте себе на здоровье! Наверное, арабские ребятишки свою историю будут лучше знать. А наши, глядишь, и язык-то свой забудут.
Нас довезли с почетом до самого дома. Жалко, было темно и никто не видел, разве беспризорные собаки.
— Нельзя ли нашей учительнице про Кукуевку подтвердить? — спросил я лейтенанта.
— А то нам в пятом классе сто лет учиться, — сказал Винт.
— Сделаем, — сказал лейтенант, — учительница полюбит вас, как родных.
— Любить не обязательно, пусть внимания не обращает, — сказал Винт. — Ну ее!
— Вылезайте, ребята, — сказал лейтенант, — а то поздно уже.
Лейтенант сдержал свое слово, но лучше б не надо. Мы стали героями школы. Всех учеников выстроили на торжественную линейку. Приехал знакомый лейтенант вручать нам подарки за помощь милиции, а потом сказал речь:
— Почему эти ребята смогли помочь милиции в разоблачении банды расхитителей национального богатства? Потому что они любят и знают русский язык. Именно страсть к изучению родного языка привела их к разгадке преступления.
Стоим мы рядом с ним, и коленки дрожат: что он такое говорит и как за это отвечать придется перед Линой Романовной? А он подмигнул нам и продолжает свою медвежью услугу:
— Кто привил им эту страсть? Учительница Лина Романовна Большакова. Побольше бы таких учителей. Городская милиция решила ее наградить ценным подарком за таких учеников!
Лина Романовна давно перестала понимать, что тут происходит, а тут все аплодируют, на нее смотрят.
— Это ошибка! — кричит она. — Это ошибка!
За ее скромность все захлопали еще громче. Директор школы взял ее за руку и подвел к лейтенанту за подарком. Она все пыталась объясниться, но ей жали руки, поздравляли, и никто не хотел слушать. Тогда и она зааплодировала.
Мы стоим ни живы, ни мертвы. Слышим ее голос. Она улыбается народу, а нам говорит тихонько, но зло:
— Завтра с родителями в школу.
Отец гонялся за мной с ремнем по двору, не догнал. Я сиганул на крышу, сижу себе. А он мне снизу:
— Улица Энтузиастов, Жертв, Славы, Мировой цивилизации…
— При чем здесь мировая цивилизация?! — ору я на всю улицу.
И все пошло сначала. Сидит на учительском месте Лина Романовна, за школьными столами наши папы свирепо смотрят на нас. Мы у доски. Доска разделена на две половинки. На одной пишет Винт, на другой — я. Винт отписался быстро, написал: «Улица Радости», — стоит, в окно смотрит. Я пишу: «Улица Энтузиастов, Жертв, Славы, Мировой цивилизации…»
Голос Лины Романовны:
— Почему мировой цивилизации?
Смотрю на отца, он для подсказки трогает ремень на брюках.
— Потому что пора нам вступать в мировую цивилизацию, хватит быть валенками…
Лина кивает, папа счастлив. Тоска — задавиться.
Пишу: «Демократии, Свободы, Конституции…»
Винт нашел меня у реки. Я сидел на перилах моста, речка текла мимо. И весь наш городок виден был отсюда, снизу, очень хорошо. На другой стороне реки на низких берегах паслись коровы. Винт подошел, встал рядом.
— Ладно тебе, Кухня, — говорит он. — Подумаешь!..
Мне представлялось: звонили колокола в разрушенных наших колокольнях. В город вступила дружина князя Удачи Андреевича Волкохищной Собаки. Все такие молодцы. Впереди совсем молоденький, безбородый князь. За ним дружинники. На многих порвана и окровавлена одежда, серые, в грязных разводах пыльные лица. Мальчишки бежали рядом, как мы теперь за военным оркестром в День Победы. Люди высыпали из домов, плакали, смеялись. Плакали, глядя на телеги с погибшими воинами. Смеялись над чуднó одетыми пленными. Жалкой кучкой плелись они за победной дружиной…
Магия черная и белая
В тот день четыре урока прошли нормально. Оставался последний — математика, но Нина Исидоровна, учитель по математике и наш классный руководитель, болела вторую неделю, и, ясное дело, пятого урока могло не быть. Никто ничего нам не сказал, и меня послали на разведку. По пути забегаю в туалет, там Серега Бряндин.
