Двое из многих - [123]
Из глаз заключенных текли слезы. Стихи тронули их до глубины души. Это о них писал неизвестный поэт, это их судьбы переплетены рифмованными строками.
Отто в изнеможении опустился на нары. По его бледному лбу стекали капли пота. Из глаз хлынули слезы, и он громко, судорожно зарыдал…
Постепенно стемнело. Играющие в шахматы и шашки закончили свои партии. Боль в ступнях терзала их с удвоенной силой, на разбитых губах запеклась кровь, но, когда арестованные усаживались у самодельных шахматных досок, игра и бесконечные маты отвлекали их.
Сосед Керечена, Байер, тоже коммунист, был юристом. Оливер вытащил его из офицерского транспорта. Кто-то выдал Байера. Он протянул Керечену руку.
— Вы здесь новички. Никакого опыта, никаких практических знаний. Скоро узнаете многое. Сегодня у сыщиков было, очевидно, много работы, потому и позабыли о вас. Завтра вспомнят.
— Я тоже так думаю.
— Да… Странная тут жизнь. Словно это место полностью изолировано, словно мы и не в Европе вовсе, а, скажем, в Тасмании или в другом никому не известном месте земного шара. Здесь попраны все права, здесь наплевать на судебную процедуру, на уголовный кодекс. Здесь плюют на культуру, на то, что веками создавалось человечеством. Здесь без всякого правосудия человека лишают самого ценного — свободы, а часто и жизни. Этот лагерь для демобилизованных не что иное, как увеличенная копия отрядов Хейяша или Пронаи, хотя тут и стараются сохранить видимость законности, — например, решения об интернировании пишутся на специальных бланках с печатью и подписью… Но существует в этом лагере одна особенность…
— Какая?
— Которая отчасти нам на руку, — улыбнулся Байер. — Здешние жандармы невероятно невежественны… Не смейтесь, я это говорю серьезно. О политике у них представление еще меньшее, чем имеет инфузория. Кроме тупых высказываний Хорти, они ничего не знают. Поверьте мне, отсюда выходят только те, у кого нервы покрепче, кто сможет выдержать постоянные зверские побои. Я советую: что бы с вами ни делали, не признавайтесь ни в чем. У них нет данных относительно возвращающихся домой военнопленных. Доносы офицеров и шпионов основаны на догадках и ничего не доказывают. От побоев в большинстве случаев можно оправиться, но годы тюремного заключения оставляют глубокий след в организме человека, если ему вообще удается выжить. В тюрьмах тоже бьют.
— Слышал…
— Я уж не говорю о юридических последствиях. Судимость при режиме Хорти означает гражданскую смерть, нечто вроде существовавшего когда-то отлучения от церкви. Если кто-нибудь попадает под суд по обвинению в коммунизме, неправосудие…
— Правосудие…
— Я так сказал нарочно… Скажите, вы получили копию приказа о содержании в тюрьме?
— Ничего мы не получали.
— Вот видите! А ведь это самое элементарное требование закона. Вручение копии к чему-то обязывает следственные органы, а тут даже видимости не соблюдают. Но есть здесь один человек, советник полиции, вот его остерегайтесь. К нему поступают все донесения о расследованиях и протоколы допросов. В конечном счете он решает судьбу заключенных. Он не бьет. Предоставляет это известным своими зверствами жандармам. А если в своем рвении эти садисты переходят границы и подозреваемый посредством убедительных аргументов — кнута, веревки или револьвера — расстается с жизнью, господин советник подбирает юридическую формулу, чтобы покрыть преступление. Чаще всего люди умирают от «старческой слабости». Оливера он никогда не позволит и пальцем тронуть. И к врачу бесполезно обращаться, чтобы он дал заключение о причине смерти. Он вам такое заключение напишет, что придется головой о стену биться… Вам не жестко лежать на досках? У меня есть лишнее одеяло, я вам его охотно одолжу.
— Спасибо.
— Словом, господина советника опасайтесь. Внешне он очень вежлив. Полицейскую науку знает в совершенстве, превосходный юрист и отменный негодяй. Он вас ничем не оскорбит, но вы должны следить за каждым своим словом, чтобы не поплатиться.
Керечен ответил, что уже имел дело с одним из сыщиков и сделал для себя вывод о его умственном уровне.
— Подождите, — продолжал Байер, — сейчас, должно быть, около полуночи, все вокруг затихло. К этому времени с допросами обычно кончают, и господа сыщики идут развлекаться… Напиваются. А на другой день встают в плохом настроении, с тяжелой головой, дурным привкусом во рту. А потом вымещают злость на заключенных. Прислушайтесь! Слышите цыганскую музыку?
— Слышу, — шепотом ответил Керечен.
Издали донесся высокий визгливый тенор пьяного человека, выводивший слова песни:
— Это Оливер, — сказал Байер. — Знаю я его голос. Не хотелось бы мне завтра попасть к нему в лапы.
Расстояние несколько смягчило звуки музыки и высокий, невероятно фальшивый, прерывистый тенор, которому вторили басовитые грубые голоса пьяных собутыльников.
— Скажите, — спросил Байер, — вы можете себе представить, что такая вот скотина может прочитать сонет Шекспира или остановиться перед скульптурой Родена «Мыслитель», воображая, что и она человек, только потому, что может прямо держаться на задних конечностях? И вообще, что общего может иметь Оливер с человеческим обществом?
Он родился джентльменом-южанином и жил как на театральных подмостках, где был главным героем — рыцарственным, благородным, щедрым, великодушным. И едва началась Первая мировая война, рыцарство повлекло его на театр военных действий…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
15 февраля 1989 г. последний советский солдат покинул территорию Демократической республики Афганистан. Десятилетняя Афганская война закончилась… Но и сейчас, по прошествии 30 лет, история этой войны покрыта белыми пятнами, одно из которых — участие в ней советских пограничников. Сам факт участия «зелёных фуражек» в той, ныне уже подзабытой войне, тщательно скрывался руководством Комитета государственной безопасности и лишь относительно недавно очевидцы тех событий стали делиться воспоминаниями. В этой книге вы не встретите подробного исторического анализа и статистических выкладок, комментариев маститых политологов и видных политиков.
События, описанные автором в настоящей повести, относятся к одной из героических страниц борьбы польского народа против гитлеровской агрессии. 1 сентября 1939 г., в день нападения фашистской Германии на Польшу, первыми приняли на себя удар гитлеровских полчищ защитники гарнизона на полуострове Вестерплятте в районе Гданьского порта. Сто пятьдесят часов, семь дней, с 1 по 7 сентября, мужественно сражались сто восемьдесят два польских воина против вооруженного до зубов врага. Все участники обороны Вестерплятте, погибшие и оставшиеся в живых, удостоены высшей военной награды Польши — ордена Виртути Милитари. Повесть написана увлекательно и представляет интерес для широкого круга читателей.
Сергей Сергеевич Прага родился в 1905 году в городе Ростове-на-Дону. Он участвовал в гражданской и Великой Отечественной войнах, служил в пограничных войсках. С. С. Прага член КПСС, в настоящее время — полковник запаса, награжденный орденами и медалями СССР. Печататься, как автор военных и приключенческих повестей и рассказов, С. С. Прага начал в 1952 году. Повести «План полпреда», «Граница проходит по Араксу», «Да, был…», «Слава не умирает», «Дело о четверти миллиона» и многие рассказы о смелых, мужественных и находчивых людях, с которыми приходилось встречаться их автору в разное время, печатались на страницах журналов («Уральский следопыт», «Советский войн», «Советская милиция») и газет («Ленинское знамя» — орган ЗакВО, «Молодежь Грузии», «Молодежь Азербайджана» и др.)
Книга представляет собой сборник воспоминаний. Авторы, представленные в этой книге, родились в 30-е годы прошлого века. Независимо от того, жили ли они в Советском Союзе, позднее в России, или в ГДР, позднее в ФРГ, их всех объединяет общая судьба. В детстве они пережили лишения и ужасы войны – потерю близких, голод, эвакуацию, изгнание, а в зрелом возрасте – не только кардинальное изменение общественно-политического строя, но и исчезновение государств, в которых они жили. И теперь с высоты своего возраста авторы не только вспоминают события нелегкой жизни, но и дают им оценку в надежде, что у последующих поколений не будет военного детства, а перемены будут вести только к благополучию.