Двое из многих - [120]
Пажита среди офицеров не было. Очевидно, уехал домой с предыдущим транспортом.
До Штеттина добирались поездом. Офицеры в вагонах первого класса, солдаты — четвертого. Видно, родина издалека раскрыла объятия сынам с золотыми нашивками на воротниках.
Вполне возможно, что на всем земном шаре люди нигде не путешествовали с такими неудобствами, как в четвертом классе старых немецких поездов. Кондуктору приходилось перебираться из одного вагона в другой по наружной стене, словно акробату. Перед самым Штеттином, когда поезд начал замедлять ход, два человека вылезли через окно на доску для кондуктора и оттуда спрыгнули на землю. Керечен подумал, что это, должно быть, товарищи, которые не хотят попасть в штеттинский лагерь для военнопленных, а оттуда — прямо в руки к Хорти.
Штеттинский лагерь охраняли жандармы. Тамаш подумал, что было бы романтично бежать отсюда с Тамарой, и, захватив с собой ценности, двигаться прямо к сердцу Германии. Он даже высмотрел для себя полицейского, который, безусловно, выпустил бы их за десять долларов…
В Штеттине они оставались недолго. Быстро, один за другим, последовали Пассау, Вена, Чот…
РОДИНА «ПРИВЕТСТВУЕТ» СВОИХ СЫНОВ
Венгрия…
Как странно, что тут все говорят по-венгерски. И так громко говорят. Почему в Венгрии разговаривают так громко?.. Мерзкий, неприветливый лагерь. Деревянные бараки, как в Сибири, с той лишь разницей, что, они не вкопаны в землю. Вернувшихся домой пленных охраняют венгерские жандармы.
— Что ж, Имре, — сказал Керечен, — теперь начнется то, чего еще не было.
— Знаю. Может, боишься?
— Ничуть. А все-таки лучше было бы с оружием в руках разговаривать с господами унтерами. Тогда они сразу поняли бы наш язык.
В бараках на стенах плакаты. На одном из них изображен Бела Кун. Подпись гласит: «Бела Кун, один из кровожадных вождей международного коммунизма».
С презрительной улыбкой смотрели друзья на глупые плакаты.
— Темнота здесь, Имре, — вздохнул Керечен. — Просветить их нужно… Для того мы и вернулись домой. Одна свечка дает мало света, но много маленьких свечей рассеют эту густую тьму.
— Маленькие свечки легче потушить.
— Правильно. Но зажгутся другие… А клопы уползают от света.
На кухне раздавали говяжий гуляш. К обеду каждому полагалось по стакану вина.
— Это нам благодарная родина отпускает за наши шестилетние страдания, — шепнул Керечен.
— Что же, выпьем с благодарностью.
Во время обеда жандармский унтер с острыми закрученными усами прохаживался между столов.
— Говорят, — шепнул на ухо Керечену сосед слева, — что этот унтер откармливает шесть свиней за счет пленных. И не только помоями, но и хлеб крадет.
— Ничего другого не крадет? — спросил Тамаш, услышавший шепот.
— Больше у нас красть нечего! — Незнакомец выразительно подмигнул.
На другой день состоялась месса. Лагерный епископ Задравец выступил с проповедью.
Если висящие в бараках плакаты свидетельствовали о высшей степени невежества, то можно сказать, что поток слов святого отца, пропитанный смертельным ядом, своей ограниченностью, ненавистью и угрозами оставил далеко позади тупость рисовавших плакаты. Кровожадный епископ, восхваляя Хорти, превратил крест сына плотника из Назарета в дубинку, в кнут, в виселицу. В его речи не было ни слова об идеях христианства. Словно никогда в жизни не читал он в Евангелии о всеобщей любви. Больше было похоже, что он копирует мстительного иудейского бога со всей его кровавой жестокостью. Его уста из-рыгали угрозы.
Вернувшиеся домой офицеры с тупым благоговением слушали слова епископа. Было очевидно, что они полностью согласны с ним и рады выразить ему свое одобрение. А ведь и среди офицеров были люди образованные, здравомыслящие, но среди волков они научились выть по-волчьи. А кто не хотел этому учиться, сжимал зубы.
Было воскресенье, день нерабочий. Сыщики не работали, они славили господа бога. На следующий день начался допрос пленных. Вопросов было много: где служил, где был, что делал, как попал в плен, привез ли домой дневник, что знаешь о красных? Кому удавалось, не возбудив подозрений, ответить, тот получал справку о демобилизации и проездной лист, чтобы ехать домой.
Здесь уже было не до патриотической болтовни. Ярость хищника Хорти проявлялась открыто. Сыщики его знали свое дело.
Дошла очередь до Имре Тамаша.
— Имя?
— Имре Тамаш.
— Имя матери?
— Розалия Надь.
— Религия?
Тамаш на секунду замолк, притворился, что не понимает.
— Говори! Онемел, что ли? Ты еврей?
— Я не еврей.
— Католик? Да? Дошли дальше! Где попал в плен?
— Под Коломыей, что на Буковине, в мае пятнадцатого года.
— В каком полку служил?
— В шестидесятом.
— В Красной Армии служил?
Тамаш ответил не сразу:
— Собственно, я…
— Говори! Опять онемел? Был красным или не был?
Керечен, стоявший сзади, вмешался:
— Простите, но Имре Тамаш туговато соображает.
— Ах так! — язвительно усмехнулся следователь. — В каком лагере ты находился в последний раз?
— В красноярском.
— А! В красноярском! Тогда ты многое должен знать. С кем ты был там знаком, болван?
Лицо Имре Тамаша от грубого оскорбления залилось краской. Руки сжались в кулаки. Он упрямо молчал, и следователь продолжал допрос:
Он родился джентльменом-южанином и жил как на театральных подмостках, где был главным героем — рыцарственным, благородным, щедрым, великодушным. И едва началась Первая мировая война, рыцарство повлекло его на театр военных действий…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
15 февраля 1989 г. последний советский солдат покинул территорию Демократической республики Афганистан. Десятилетняя Афганская война закончилась… Но и сейчас, по прошествии 30 лет, история этой войны покрыта белыми пятнами, одно из которых — участие в ней советских пограничников. Сам факт участия «зелёных фуражек» в той, ныне уже подзабытой войне, тщательно скрывался руководством Комитета государственной безопасности и лишь относительно недавно очевидцы тех событий стали делиться воспоминаниями. В этой книге вы не встретите подробного исторического анализа и статистических выкладок, комментариев маститых политологов и видных политиков.
События, описанные автором в настоящей повести, относятся к одной из героических страниц борьбы польского народа против гитлеровской агрессии. 1 сентября 1939 г., в день нападения фашистской Германии на Польшу, первыми приняли на себя удар гитлеровских полчищ защитники гарнизона на полуострове Вестерплятте в районе Гданьского порта. Сто пятьдесят часов, семь дней, с 1 по 7 сентября, мужественно сражались сто восемьдесят два польских воина против вооруженного до зубов врага. Все участники обороны Вестерплятте, погибшие и оставшиеся в живых, удостоены высшей военной награды Польши — ордена Виртути Милитари. Повесть написана увлекательно и представляет интерес для широкого круга читателей.
Сергей Сергеевич Прага родился в 1905 году в городе Ростове-на-Дону. Он участвовал в гражданской и Великой Отечественной войнах, служил в пограничных войсках. С. С. Прага член КПСС, в настоящее время — полковник запаса, награжденный орденами и медалями СССР. Печататься, как автор военных и приключенческих повестей и рассказов, С. С. Прага начал в 1952 году. Повести «План полпреда», «Граница проходит по Араксу», «Да, был…», «Слава не умирает», «Дело о четверти миллиона» и многие рассказы о смелых, мужественных и находчивых людях, с которыми приходилось встречаться их автору в разное время, печатались на страницах журналов («Уральский следопыт», «Советский войн», «Советская милиция») и газет («Ленинское знамя» — орган ЗакВО, «Молодежь Грузии», «Молодежь Азербайджана» и др.)
Книга представляет собой сборник воспоминаний. Авторы, представленные в этой книге, родились в 30-е годы прошлого века. Независимо от того, жили ли они в Советском Союзе, позднее в России, или в ГДР, позднее в ФРГ, их всех объединяет общая судьба. В детстве они пережили лишения и ужасы войны – потерю близких, голод, эвакуацию, изгнание, а в зрелом возрасте – не только кардинальное изменение общественно-политического строя, но и исчезновение государств, в которых они жили. И теперь с высоты своего возраста авторы не только вспоминают события нелегкой жизни, но и дают им оценку в надежде, что у последующих поколений не будет военного детства, а перемены будут вести только к благополучию.