Двое из многих - [108]

— Вполне возможно, — согласился с ним Имре. — Мы бойцы, а приказ есть приказ.

— Это точно, — заметил Покаи. — И еще одну новость скажу я вам. Жена Билека Татьяна сбежала, снюхавшись с каким-то спекулянтом.

— С кем именно? — спросил Имре.

Покаи развел руками и произнес:

— Говорят, с самым богатым спекулянтом этих краев.

— Об этом нужно заявить в ЧК, пусть разузнают, куда и с кем она исчезла. Странно только, что Билек ничего не сказал мне об этом.

— Его можно понять, — усмехнулся Покаи. — Стыдно ему очень, он сам мне об этом говорил. Показал свидетельство о браке и спросил, что ему теперь делать. «Вернусь домой женатым, — говорит, — а у меня там невеста есть. Я же с этой стервой даже развестись не могу. Кто мне разыщет ее в этой огромной стране?» Я посмотрел на него и расхохотался. Спросил его, заплатит ли он человеку, который выдаст ему свидетельство о расторжении брака. «Конечно, заплачу, — ответил он с готовностью. — Два десятка яиц отдам, не пожалею». Я и говорю ему: «А посмотри-ка ты получше на свое брачное свидетельство. Оно ведь недействительно: написано на простой бумаге, ни печати, ни штампа — ничего. Я тебе таких бумажек сколько хочешь выпишу». «Выходит, этот документ недействителен?» — обрадовался он да как бросится мне на шею и давай обнимать…

— А знаете, что за человек этот Билек? — перебил его Имре. — У него стальные нервы. Однажды он добровольно вызвался сходить в разведку и прополз на виду у белых. Полз и тащил за собой телефонный провод с телефоном, чтобы сразу же доложить нашим артиллеристам, какие цели видит. Наши артиллеристы в два счета уничтожили все огневые точки противника. Билека белые не заметили, а он лежал на высотке, совсем рядом с которой рвались наши снаряды. Оглушило его только сильно, и черный весь был от копоти и пыли. Мы уже думали, что он погиб. А он встал, как ни в чем не бывало, и начал ругаться, что так долго не подвозят обед. Смех, да и только! Билек никогда и никого не боялся, только одну Татьяну.

— И много таких солдат у тебя в роте? — с улыбкой спросил Покаи у Тамаша.

— Почти все! Ну, взять хотя бы Мишку Балажа! Сражается как тигр! Его время от времени приходится удерживать, а то, того и гляди, выскочит из окопа под огнем противника. А посмотри на Лайоша Тимара! Он и в самой трудной обстановке не теряет хладнокровия: знай посасывает свою трубочку. Один раз вынес с поля боя из-под пуль раненого. Взвалил себе на плечи и тащит, а кругом свистят пули. Однако вернулся ко мне без единой царапины. Правда, пулей у него выбило, трубку изо рта, так тут уж он страшно ругался.

— Шутишь? — удивился Покаи.

— И не собираюсь! Спроси у Лайоша! Ну, это еще ничего. А ты посмотрел бы на Смутни! Лучше него в бою товарища и желать не нужно. Только уж любит он поговорить. Иногда такое разведет, что и не поймешь толком, чего ему надо, а солдат он хороший…

Эшелон, мерно постукивая колесами, двигался на запад. Весна с каждым днем все сильнее напоминала о себе: солнце ласково светило с безоблачного голубого неба, на деревьях появилась молодая зелень.

Керечен тосковал. Ему хотелось побыть в одиночестве. Он залез на крышу вагона и, распластавшись на ней, с наслаждением подставил лицо солнцу. Закрыв глаза, он задумался. Все мысли его были только о Шуре. Потом он решил, что находиться на крыше вагона не так уж безопасно: недолго и свалиться. Он осторожно спустился по железной лесенке в вагон.

Поезд мчался уже по европейской части России. На паровозе были установлены два станковых пулемета, в каждом вагоне находились вооруженные красноармейцы. Местность была совсем не похожа на Венгрию: равнина без конца и края. Едешь целый день — и ни одного более или менее крупного города. Чаще попадаются села, возле домов — крестьяне, чем-то похожие на венгерских, да играющие ребятишки. Правда, земли здесь намного больше, чем в Альфёльде. Но и здесь и там землю обрабатывает земледелец… А сколько венгерских интернационалистов нашли вечный покой в этой земле! Сколько русских красных бойцов! Русская кровь смешалась с венгерской, а разве это не самый лучший залог будущей дружбы?

Через несколько дней на горизонте показались золотые луковицы казанских соборов. Накануне прошел дождь, и на земле то тут, то там стояли лужи, ослепительно блестя на солнце.

— Неплохо было бы недельки две отдохнуть в этом городе, — мечтательно проговорил Имре. — Поухаживать за черноволосыми татарочками…

— Татарочки с таким гяуром, как ты, и разговаривать-то не станут, — оборвал его Покаи.

— А ты меня не пугай! — Имре пригладил свои усики. — Я не из трусливых!

На станции эшелон уже ждали банковские служащие, они тотчас же приступили к приему ценностей.

Четверо суток продолжалась разгрузка эшелона. Все ценности оказались в наличии. Полк с честью выполнил возложенное на него задание. Молодому Советскому государству было возвращено то, что ему принадлежало.

БЕЗ ВЕСТЕЙ ОТ ШУРЫ

На каждой станции, где останавливался эшелон, Керечен бросал в почтовый ящик письмо для Шуры. Иштван объяснил ей причину своего столь неожиданного отъезда, а в последующем сообщал ей о том, где находится, и о предполагаемом времени, когда они могут встретиться. Он складывал письмо треугольником и бросал в почтовый ящик. Он не знал, выбирают ли письма из почтовых ящиков и вообще работает ли почта. И не только Керечен не знал этого, многие оставались в таком же неведении.