Двое из многих - [104]
На перезахоронение приехали Матэ Залка, Иштван Варга и другие товарищи, которые до освобождения города красными скрывались где-то в тайге. Все они знали, что в случае возвращения в Венгрию им за одно это грозит преследование хортистского правительства и смертная казнь.
Опасаясь преследований после возвращения на родину, на перезахоронение не пришли многие младшие офицеры. Они боялись попасть в черный список, который, как было хорошо известно всем пленным, аккуратно вели старшие офицеры. Зато рядовые пришли почти все.
Бойцы интернационального полка выстроились перед могилой. Красные флаги были приспущены. Стояла тишина. Спазмы перехватывали горло…
Вместо венков на братскую могилу возложили сосновые и еловые ветки, от которых шел свежий запах хвои.
Те, кто был свидетелем недавнего расстрела коммунистов, в эти минуты невольно вспомнили ту картину.
А многие из присутствующих думали: «Почему суждено было погибнуть лучшим бойцам революции? Когда же настанет конец кровопролитию? Когда смолкнут пушки? Когда сожгут все виселицы? Сколько еще таких вот братских могил придется рыть?..»
НАШ ПУТЬ — НА ЗАПАД
Бойцы интернационального полка разместились в казармах, которые всего несколько дней назад занимали белые. В одном из зданий боец, бывший художник, нарисовал большой красочный плакат, на котором изобразил здание парламента и голубую ленту Дуная.
Едва Керечен увидел этот плакат, как сердце его больно сжалось.
«Может, я больше никогда не увижу ни Будапешта, ни Дуная… Застряну здесь, в Сибири… Буду носить тулуп и меховой треух… Через год-другой начну забывать родной язык. Но зато лучше буду говорить и писать по-русски. Русский язык богатый, красивый. Столько хороших, умных книг написано русскими писателями! Что ни говори, это язык великого народа. Но родной венгерский все же ближе и дороже мне…»
В соседнем помещении кто-то делал доклад для солдат.
«Завтра поговорю с командиром полка Иштваном Варгой… Попрошу его перевести меня в другой полк, а если этого нельзя сделать, то демобилизовать…»
Из задумчивости Керечена вывел красноармеец, который вбежал, размахивая газетой:
— Посмотри! Вышел первый номер нашей газеты на венгерском языке! «Вереш уйшаг»! «Венгерская газета»! Почитай!
Керечен с жадностью схватил газету. Это была уже не рукописная, а самая настоящая газета, отпечатанная типографским способом. А самое главное заключалось в том, что ее не нужно было ни от кого прятать, не нужно было читать тайком.
— Смотри-ка, на самом деле венгерская газета! — подошел к Керечену Имре Тамаш. — Радость-то какая! А как приятно ее почитать!
— Привет, ребята! — громко поздоровался подошедший Ульрих.
— Смотрите-ка, и Ульрих здесь! — обрадованно воскликнул Тамаш. — Каким ветром тебя к нам занесло?
Ульрих каждому из присутствующих пожал руку, а уж потом сел на табурет. Взяв в руки газету, он бегло пробежал ее глазами.
Тамаш несколько секунд молча разглядывал его, а потом сказал:
— А Ульриху здорово пойдет новая форма! Тебе небось об этом уже говорили? Наверно, затем и пришел, чтобы переодеться в красноармейскую форму?
Ульрих сделал вид, что не заметил укола, и спокойно ответил:
— Это не от меня зависит… Я бы, ребята, давно к вам переселился, но не могу. Начальница моя заболела тифом: вся аптека на моих плечах. Если бы я ушел, то ее пришлось бы закрыть. Я уже ходил в медицинский отдел при горсовете, но меня высмеяли, когда я попросил прислать на мое место другого провизора. «Что ты думаешь, — ответили мне там, — время ли сейчас заниматься перемещением, когда повсюду свирепствует тиф? Ты не имеешь представления, сколько врачей и провизоров унесла у нас эта эпидемия!»
— О, это совсем другое дело! Тогда извини… а то я подумал совсем другое, — проговорил Тамаш.
— Завидую вам, — продолжал Ульрих. — Вы теперь настоящие солдаты. На вас военная форма. От девиц, наверно, отбоя не будет. А в лагере вы уже были?
Керечен объяснил: у них сейчас столько работы, что они на время забыли о лагере.
— А я там был, — сказал Ульрих. — Ребята изнывают от нетерпения. Они хоть сегодня готовы уехать на родину. Некоторые разбегаются кто куда. Многие не хотят, да и не могут ждать официального разрешения на отъезд и потому пускаются в путь, в полную неизвестность, на свой страх и риск. Едут на открытых железнодорожных платформах. Мерзнут, голодают. Многие из них умирают в дороге, так что могилы и той отыскать невозможно…
— Все это, конечно, так, — тихо согласился Керечен. — Но и их понять можно: гонит их тоска по родине. Я сам не знаю, куда от нее деться…
— Пишта, дружище! Что с тобой?! — Имре с удивлением взглянул на друга.
— Да, я чуть было не забыл, Шура просила меня передать тебе… — начал Ульрих и, не закончив мысль, добавил: — Видно, мне теперь придется играть роль почтальона.
— Что-нибудь случилось? — испугался Керечен.
— Нет, ничего с ней не случилось. Шура просит, чтобы ты немедленно приехал к ней.
— Зачем?
— Старик заболел, дед ее…
— А что с ним?
— Что и у многих сейчас — тиф.
— Он дома лежит?
Ульрих низко опустил голову и тихо проговорил:
— Где же ему еще лежать? В больницах давным-давно все забито тифозными. Теперь люди умирают дома…
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.