Двое и война - [32]
— Ну что ты, Лена? — Она поднялась и стояла не двигаясь, все так же — с нежностью, болью и участием — ловила ее взгляд.
Елене хотелось сказать Тоне что-нибудь ласковое, доброе.
— Кого ждешь-то? — спросила она.
— Сережку хочу. А Коля смеется: давай сперва Валентинку, няньку. А потом уж Сережку.
— Ишь какой он у тебя.
— Ой, Лена, столько я пережила, такое выстрадала, — понизив голос до шепота, говорила Тоня. — Полгода — ничего, год — ничего. Ну думаю, разлюбит меня Коля, бросит. А теперь… вот. Уж заметно, да? — Заглянула в зал, спросила громко, проверяя, здесь ли Зойка: — А ты, стрекоза пионерская, уроки сделала?
— Кончаю, — ответила Зойка.
— Смотри, чтоб все на «отлично»!
— Я и так все на «отлично». Только по пению — «хорошо».
— Батюшки, да ты что, петь не умеешь? — всплеснула Тоня руками.
— Не-е, — мотнула Зойка головой.
— Ну ладно уж, по пению пусть «хорошо». А остальное чтобы все «отлично»!
…Она вернулась через две или три минуты. Влетела стремительно.
— Лена! Лена! — В руках ее был мятый лоскут газеты.
— Что? О Ване? — Елена выхватила лоскут, стала читать. Она читала строчку за строчкой, и все в ней ликовало:
— Он! Он!
И женщина, от имени которой корреспондент вел рассказ, говорит: танкист Иван!
— Конечно же это он, Ваня. Подумать только: дважды убежал из концлагеря, организовал партизанскую группу, пробрался в каменоломни, как их? «Ад-жи-муш-кай-ские», — еще раз по складам прочитала Елена, чтобы запомнить, чтобы не спотыкаться, произнося это слово, чтобы отныне и всегда говорить его так же свободно, легко и привычно, как «хлеб», «дочь», «работа», «завод», «цех», «изба».
— «В ночь на 7 ноября 1943 года, — снова читала она, уже вслух, — товарищи из отряда, в который влилась группа Ивана, подняли флаг на скале, господствующей над местностью. Два дня фашисты не могли ни снять, ни сбить алое, трепещущее в солнечных лучах полотнище — партизанские пулеметчики не подпускали их близко. Гитлеровцы подтянули артиллерийскую батарею. Только ее залпами удалось им сбить флаг. Но и сбитый, он не достался фашистам. Партизаны опередили их. 9 и 10 ноября под этим издырявленным пулями и осколками флагом отряд громил отступающих врагов, а 11-го соединился с нашими армейскими частями».
— Он, конечно он! — радовалась Елена, разглядывая газетный обрывок. Просила Зойку: — Доча, почитай-ка еще раз все сначала.
Тоня вздыхала, охала, плакала, а Елена смеялась:
— Чего ревешь? Радоваться надо!
Короткие, будто летний дождь при солнце, слезы Тонины тут же высыхали, но радость Елены удивляла ее, была непонятной.
— Чему, чему радоваться-то? — недоумевала она.
— Как чему? Зацепочка есть — люди, которые знали, видели Ваню! — Елена суетилась, ходила по дому, искала, сама не зная что, наконец вспомнила:
— Доча, есть у тебя чистая тетрадка? И ручку, ручку с чернилами неси. Запиши: Ад-жи-муш-кай-ские ка-ме-но-лом-ни. И фамилию женщины, и название поселка… Все запиши!
— Ты чего это надумала? — спросила Тоня.
Сняв трубу с закипевшего самовара, Елена достала с полатей кусок мыла, принесла из чулана таз с бельем и только тогда ответила:
— Постирушку перед дорогой. А что? Отпуск дадут. Да и не сложно сейчас с отпусками.
— Поедешь?
— Ага.
— Куда ж ты поедешь, горюшко?
— В Крым. Я скоро — туда и обратно. Марью Кочергину попрошу печь топить. Зойка хоть и самостоятельная, но ведь ребенок еще, тринадцать годов всего…
Зойка знала теперь — сказала старуха Евстигнеиха, — что Иван Плетнев вовсе не отец ей. Но она помнила его ласковые руки и ласковые глаза и то, как подбрасывал он ее под потолок, и очень хотела, чтоб он вернулся. Но когда думала о нем, называла — Иван Иванович.
Прислонившись к переборке, Зойка глядела на мать, слушала, что она говорит. И, не думая, найдет ли она Ивана Ивановича, завидовала ей уже в одном, что рассказ, помещенный в газете, услышит она со всеми подробностями, широко и что все-все сможет расспросить — и про скалу, и про флаг, и про немецкую батарею, и про то, как встретился отряд с нашими бойцами, и про то, что было дальше.
— Крым большой, Ленушка, — убеждала Елену Тоня голосом, в котором были и осуждение и желание отговорить от поездки. Но Елену уже невозможно было переубедить. Преображенная радостной мыслью о том, что хоть что-нибудь узнает об Иване — глядишь, ниточка и дальше потянется, — она, как швейный челнок, сновала по кухне туда-сюда, то принималась намыливать белье, то, вытерев руки о фартук, будто что-то искала.
— Кто тебе сказал, что Крым большой? — смеясь, спрашивала она Тоню. — Маленький он. Полуостров. Поди, меньше нашей области. — И восклицала весело: — Это же счастье! Найду, поговорю, узнаю…
— Кого, где?
— Женщину эту. В газете ясно написано: «Живет в том же поселке…»
— А где тот поселок, тебе известно?
— Да, а откуда у тебя эта газета? — вдруг спохватилась Елена.
— Товарищ у Коли нашелся. Из экипажа. В Симферополе живет. Ну прислал посылку. А на дне… Ой, я же впопыхах и яблоки для вас на столе забыла! Сейчас сбегаю. Или Зойка…
— Да подожди ты про яблоки, — остановила ее Елена. — Значит, так… Зойка, давай-ка карты твои да найди Крым. Учили вас чему-нибудь в школе или нет?
«Сестренка батальона» — так любовно называли бойцы и командиры танкового батальона своего санинструктора Наташу Крамову — главное действующее лицо этой повести. В горящем танке ворвался в скопище врага ее муж, комбат Румянцев. Он обеспечил успех батальону, но погиб. «Она не плакала. В груди все словно промерзло, застыло». Но надо жить. Ведь ей нет еще и двадцати... Жить или выжить? Эти две мысли подводным течением проходят в книге. Героиня выбирает первое — жить! Пройти через все испытания и выстоять.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Книга посвящена жизни и многолетней деятельности Почетного академика, дважды Героя Социалистического Труда Т.С.Мальцева. Богатая событиями биография выдающегося советского земледельца, огромный багаж теоретических и практических знаний, накопленных за долгие годы жизни, высокая морально-нравственная позиция и богатый духовный мир снискали всенародное глубокое уважение к этому замечательному человеку и большому труженику. В повести использованы многочисленные ранее не публиковавшиеся сведения и документы.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
