Двенадцать шагов фанданго - [86]

Розничная цена кокаина сейчас держится на уровне восьми тысяч песет, или сорока фунтов стерлингов за грамм, доводя, таким образом, стоимость жизни Ивана до несообразной суммы в шестьсот тысяч фунтов стерлингов. Я громко рассмеялся: шестьсот тысяч фунтов! Мои расчеты не нужно проверять — в мире неопределенности и изменчивых параметров математика — единственная константа. Если вы не можете обращаться с числами, никогда не совладаете с весами. Очень жаль, что практически невозможно увеличить вчетверо пять тысяч граммов кокаина. Двадцать тысяч граммов дали бы мне двадцать тысяч соблазнов, а в нынешних обстоятельствах казалось разумным следовать наименьшему риску. Я разделю и скомпоную пять кило в десять, девяти из них назначу цену по пятнадцати тысяч фунтов за каждый. Оставшийся килограмм обращу в полтора кило. Две трети этого веса пойдут на приобретение паспорта, бумажника с кредитными карточками и водительскими правами. Остальные пятьсот граммов пущу на продажу. Через две недели или больше, в зависимости от того, сколько времени потребуется на мое восстановление, я поеду в подержанной машине на север со ста пятьюдесятью тысячами фунтов. План выглядел разумным, точно такую же схему могла бы придумать Луиза.

Я закурил сигарету, пламя от зажигалки осветило в лобовом стекле мое осунувшееся лицо. Как все просто: проникнуть в рощу и взять то, что я там оставил. В этих горах повсюду имелись тайники, и ни один из них не оставался нетронутым из-за угрызений совести. Каяться можно позволить себе лишь после компенсации потерянных активов. Я почувствовал, как в глубинах моего мозга кричит глупость, подобно старой безумной колдунье. Она вопит о моем единственном шансе на спасение, который состоит в том, чтобы свернуть с дороги в лощину и оставить ядовитый порошок там, где он зарыт, бросить пять тысяч граммов концентрированного греха, черного до блеска, и взять взамен одну-единственную унцию добрых намерений, перевешивающую грех. Призрачный свет лег на мою руку, между деревьями появилась луна. Я свернул в тень, ожидая, пока она не скроется снова. Ничто не могло убедить меня в необходимости бросить мой кокаин.

На повороте в сторону крепости установили временный предупреждающий знак: «Дорога закрыта». Я даже не прикоснулся к тормозам, повернул, как и любой другой водитель, направляющийся в Альгесирас. Возможно, дорогу перекрыли, чтобы уложить новый асфальт, но это маловероятно. Об этом уведомили бы несколько месяцев назад, а известие о том, что провинциальные власти собираются потратить деньги на ремонт дороги, ведущей не к морскому побережью и не к площадке для игры в гольф, привело бы всех в восторг. Дорогу могли закрыть из-за оползня или наводнения, но каждое такое стихийное бедствие требовало дождя, а дождей здесь не было больше года. Я посмотрел в зеркало заднего вида. За мной не ехали машины с зажженными фарами. Я знал, почему дорога закрыта, но, как всякий добросовестный естествоиспытатель, не хотел верить этому. Дорога была закрыта из-за меня, из-за Ивана, из-за его кокаина. Дорогу закрыли, потому что полиция обыскивала крепость, но это не могло остановить меня в стремлении возвратить то, что мне принадлежит. Я свернул вправо от главного шоссе, проследовал по пыльной узкой дороге мимо намалеванных от руки знаков, предупреждавших о разных напастях, через темные кусты, по краям которых были разбросаны обгоревшие каркасы угнанных автомобилей и свидетельства безрадостных связей с публичными женщинами. Я остановился на перекрестке дорог, привалился к капоту, куря «Мальборо» и вслушиваясь в ночную тишину. Долину заполнял тяжелый запах лесного дыма — в свете передних фар я принял его за туман над рекой, — и даже когда прислушивался к голосам и шорохам, крохотные хлопья сажи спускались по спирали на машину Кровавой Мэри, подобно черным снежинкам. Я погасил сигарету, радуясь своему одиночеству, и шагнул в кусты. Когда я воображал свою смерть от выстрела в голову, полагал, что буду падать на землю, как эта сажа. Сколько бы пролежал в стороне от шоссе мой труп неопознанным? Видимо, достаточно долго.

Сажа продолжала падать с беззвездного неба, когда я обнаружил узкую тропу, ведущую под гору в верном направлении. Через несколько мгновений пробрался через колючие кусты и остановился на широком пляже, покрытом серой, отполированной речной водой галькой. За рекой виднелись склоны холма, на котором расположилась крепость. Крепостные постройки прятались в рельефе местности, их контуры проступали в полосах лунного света и тени. Дно долины делила пополам река. Пока шлюзы были перекрыты, она была неширокой и неглубокой. Я перешел ее вброд — по колено. Кустарник на противоположном берегу выглядел чище и здоровее, чем тот, который рос вдоль шоссе. Через десять минут я вышел на дорогу, вдоль которой так давно ехал на большом мотоцикле Ивана.

Мои ноги, успокоившиеся за время сидения в автомашине, снова заныли, когда я перебрался через реку и почувствовал: мне снова досаждают расстроенные наркотой нервы. Я опять шел словно по битому стеклу. Я вздрогнул, когда боль вызвала спазмы икр, попытался успокоить свои ноющие пятки обещанием новой дозы кокаина. Кажется, они не поверили, что это поможет, но на время перестали болеть и позволили мне ковылять по тропинке через сорняки к имению. Как только я увидел низкие стены и рухнувшую крышу, сразу углубился в подлесок и остановился в ожидании. Уши подергивались, как у лисицы, чующей погоню. Я ждал преследователей пять минут, но они не появились, тогда я продолжил движение. Сердце билось так сильно, что казалось, истратит на это движение весь кислород, который я способен потребить. Едва дыша, я прокрался к развалинам. Рухнувшая крыша не позволяла достаточно хорошо ориентироваться ночью, я нашел место, где под валуном был зарыт кокаин, лишь благодаря желтому пламени зажигалки, которую держал в дрожащих руках.