Двенадцать шагов фанданго - [28]

Я спустился по лестнице, желая произвести на гостя впечатление своей чистой тенниской. Мы обменялись рукопожатиями. Жан-Марк держался уверенно. Он пробежал по мне взглядом, затем начал рассматривать мою прихожую. Когда я предложил выпить чашечку кофе в заведении Дитера, он подумал мгновение и отказался.

— Мы проделали длинный путь и не хотим оставаться здесь больше, чем это необходимо. Уверен, что вы тоже очень заняты.

— Да, да, у меня есть кое-какие дела, — кивнул я в знак согласия.

— Отлично, — улыбнулся он. — Тогда продолжим.

Я искал сигарету, когда он бросил мне пачку «Мальборо». Теперь я оказался у него в долгу. Я закурил.

— Кто приехал с вами?

Отвечая, он смотрел сквозь дырку в потолке.

— Несколько друзей, они ожидают в фургоне.

— Понятно. — Я пересек комнату и стряхнул пепел в камин, сделал еще несколько затяжек и снова стряхнул пепел. Точно так же, как земной шар обернулся, чтобы сьерра встретила рассвет, я обернулся во времени, чтобы снова попасть в неконтролируемую ситуацию. Прошлой ночью я решил тихо посидеть в заведении Дитера за парой кружек пива и выработать план сокрытия кокаина и мотоцикла. То, что Иван в свой смертный час завещал мне мотоцикл, значения не имело, поскольку его воля не была зафиксирована на бумаге, а моя воля была слишком слаба, чтобы защитить свою собственность. Однако я был искушен во лжи и уверен: убедив себя в том, что Иван пришел ко мне пешком, я мог бы без труда убедить в этом любого, кроме полицейского. Мне потребовалось бы только выдумать факты и проверить на себе их достоверность. Но мне не удалось даже этого. Подобно одной несчастной заблудившейся козе из сказок Эзопа, я провел ночь, рассказывая без всякой цели выдуманные истории сомнительным незнакомцам. Теперь у моего порога стоял волк, и я не имел достаточных средств, чтобы обдурить его.

— Пойдем? — спросил волк с улыбкой.

Я показывал дорогу к Красному дому. Время было раннее, и я радовался тому, что мои силы подкреплял завтрак из кристаллического порошка. Чувствовал, что нужно узнать больше о Жан-Марке.

— Значит, вы брат Ивана, так?

— Нет, — ответил он. — Я его кузен.

— Вы росли вместе? — уточнил я.

Он рассмеялся:

— Вовсе нет. Я гораздо старше Ивана и познакомился с ним совсем недавно.

— Значит, вы с ним не были в Бретани? — Насколько мне было известно, и Иван не был в Бретани, но у меня имелись причины предполагать обратное.

Жан-Марк пожал плечами:

— Я не знал, что он там жил. Наши семьи не очень близки, я уже говорил, что мы с ним познакомились недавно.

Возможно, из-за этого он так безразлично отнесся к вести о смерти Ивана. Я распахнул старую дубовую дверь Красного дома и посторонился, чтобы дать Жан-Марку войти. Он вытащил из модно выделанного кармана платок и прикрыл им лицо. Поразительно знакомый жест. Когда он прошел мимо меня в промозглую темную глубь заброшенного коттеджа, я вспомнил, где я это видел. Так делали копы в кино, прежде чем увидят труп — так поступали те, кто привык иметь дело с покойниками. Он прошел по обвалившейся штукатурке и присел на корточки перед бесформенным узлом, который лежал на полу, усеянном мусором.

— Можно взглянуть?

— Как хотите, — пожал я плечами.

Он тронул одеяло и заколебался.

— Лицо у него в порядке, — сказал я, — ноги же в ужасном состоянии.

Он встал, потирая руки.

— Осмотрим его на открытом воздухе.

Только когда мы вышли на улицу и остановились, привыкая к свету уже поднявшегося солнца, я осознал, что сдерживал дыхание. Жан-Марк, перед тем как оглядеться в заросших травой трущобах, надел хлыщеватые солнцезащитные очки.

— Подождите здесь — я схожу за своими коллегами.

Были ли они коллегами? Я случайно столкнулся с ним, сильно ударив его на полуобороте. Он поморщился.

— Простите. — Я поднял руки в примирительном жесте. — Я так неуклюж.

Он ободряюще улыбнулся, но тень на лице осталась.

— Не будете возражать против того, чтобы подождать здесь немного, пока я развернусь на своем фургоне?

Я вытащил сигарету.

— Нет, но не задерживайтесь. Я уже говорил, что есть кое-какие дела.

Он кивнул и удалился широким шагом. Я проследил, пока он завернет за угол. Последняя машина, которой удалось развернуться на этой улице, — малолитражка «ситроен» брата Хенрика, и если мой фургон «транзит» не мог завернуть за угол, то ему это не удастся и подавно, сколько бы он ни пытался. Впрочем, не было никакого вреда в том, чтобы позволить ему попытаться это сделать, ведь чем дольше будут длиться его попытки доставить труп от двери до двери, тем большим временем я буду располагать, чтобы разработать легенду собственного поведения. Я не ожидал его прибытия до вечера и, таким образом, не позаботился о том, чтобы спрятать мотоцикл прошлой ночью. Он стоял в начале переулка, ведущего к заведению Дитера. Его парижская лицензионная табличка отсвечивала в лучах утреннего солнца и отражала их как раз на ту площадь, где, вероятно, приятели Жан-Марка ожидали его. С площади доносился странный глухой шум, но он был слишком низкий и прерывистый для того, чтобы принять его за рокот мотоцикла. Я сделал затяжку во все легкие и затушил окурок «Мальборо» в половину сигареты. Напрягся, чувствуя, что от меня уплывает головокружительная сенсация, плачущий младенец выскользнул из моих рук вместе с водой из ванны. Я ощущал языком на щетине верхней губы соль собственного пота. Мной был потерян контроль над ситуацией, и по мере того, как осознание этого становилось отчетливее, я все больше смирялся с обстоятельствами. Пусть он забирает этот мотоцикл. Чему быть, того не миновать. В этом состояла моя мудрость. Я вытащил из заднего кармана бумажник Ивана и извлек толстую, немного отсыревшую пачку денег, отделил от нее сумму в песетах примерно на тридцать фунтов стерлингов и поместил ее между сатиновыми в пятнах перегородками бумажника покойного. Остальные деньги глубоко запрятал в мой передний карман. Итак, что бы вы хотели узнать о вашем дальнем родственнике, месье? Да, он появился в пятницу вечером, хромой, но счастливый. Да, он говорил, что собирался в Марокко, чтобы посидеть в клубе Рика или где-нибудь еще. Нет, он не говорил о том, где остановится, — мы просто болтали о старых временах, понимаете, вспоминали славные дни. Ах да, между прочим, вот его бумажник — это все, что при нем было, из-за чего, вероятно, он и задержался здесь. Нет, я знал его не очень хорошо, но мне он нравился, то, что с ним случилось, ужасно, ужасно. Мне так жаль его… Это выглядело правдоподобным, но в Жан-Марке было нечто такое, что настораживало, вызывало подозрения, уязвляло и, наконец, побуждало думать, что он отмечен печатью дьявола. Он отнюдь не был похож на человека, который взял на работе кратковременный отпуск, чтобы съездить на юг и забрать труп сына своей тети. Он действовал как человек