Двенадцать цезарей - [94]

При дворе Нерона было чему научиться. Как и в правление Гая Калигулы, человеческая жизнь ценилась дешево, благосклонность императора отличалась своенравностью. Веспасиан, сам того не желая, продемонстрировал безразличие к исполнительскому мастерству главы Рима, однако Тит был здесь ни при чем. Бывшая приближенность к Клавдию обеспечила ему собственную карьеру за пределами дворца. Образование, которое Тит получил вместе с Британником, помогло ему стать талантливым, утонченным молодым человеком и даже автором стихов на латинском, а также трагедий и поэм на греческом — подобно Юлию Цезарю, Тиберию и Клавдию, способным описать мир словами. Для полноты впечатления Светоний добавляет к его положительным качествам привлекательную внешность, умение отлично обращаться с лошадьми, музыкальность и, что всего важнее, талант полководца, хотя в самом начале он был едва заметен. Для участия в римских выборах, разумеется, требовалось нечто большее, чем способности. Как и отец, Тит не был человеком Агриппины или служителем Нерона. Бывшие покровители Флавиев — Нарцисс и Луций Вителлий — уже не могли способствовать его продвижению. Он вступил в политическую жизнь не слишком заметно: в вигинтивират и военную службу за границей, затем последовала юридическая практика в Риме, которая, вероятно, была не более чем дивертисментом. Со временем он получил консульство.[261] Это было начало традиционной сенаторской карьеры. В ней не было ничего необычного.

Но Тит был сыном своего отца. Пока Нерон самозабвенно пел, путешествуя по Греции, Веспасиан все ближе продвигался к положению, в котором менее чем через десять лет революционизирует представление народа о первом гражданине Рима. Судьбы отца и сына были неразрывно связаны. Позднее комментаторы назовут поддержку Тита ключевым фактором в успехе Веспасиана, уникальном в истории принципата того времени. Прежде всего — и чаще всего — выгоду, в отличие от этого случая, получал сын, а не отец. Это была римская традиция, которая не должна нас чрезмерно заботить, потому что римляне верили в наследственность, передачу мастерства и отличительных качеств из поколения в поколение. Для них отцовство определяло будущее, будучи неизгладимой меткой и своего рода гарантией для сына. «Рождают храбрых храбрые; лишь отцов наследье — доблесть коней младых, быков; орлы жестокие не могут мирных на свет произвесть голубок»[262], — писал Гораций во время правления Августа.[263] При ретроспективном взгляде появляются основания верить, что успех короткого правления Тита объясняется размеренным проведением политики прежнего принципата, но это не могло продолжаться бесконечно. Самым ярким нововведением Тита была его манерная щедрость там, где Веспасиан проявлял скаредность. Но все это было делом будущего. В 67 году для отца и сына проблему представляла Иудея, а не Рим.

Тит командовал легионом. Ему было двадцать восемь лет, до этого он воевал в Германии и Британии. Он был дважды женат, один раз оставшись вдовцом, во второй разведясь с женой, Марцией Фурниллой из знатного рода, после разоблачения заговора Пизона и вскоре после рождения ребенка. Развод был вызван политическими мотивами, так как семья Фурниллы лишилась благосклонности Нерона. Источники указывают, что на этом этапе Тит не испытывал особой любви к дочке по имени Юлия (с 71 года она воспитывалась не отцом, а в доме своего дяди, Домициана). Не говорится в них и об эмоциональной привязанности супругов в обоих браках, что наводит на мысль об отсутствии чувств или, в лучшем случае, об ограниченном общении. В Иудее на протяжении трех последующих лет Тит добьется военной славы и известности, выйдя из тени своего отца. Он также завоюет любовь амбициозной, заботливой женщины одиннадцатью годами старше его. Одно заслужило ему рукоплескания, другое вызвало глубокое недоверие. История предпочла полностью изменить этот порядок. Темным пятном в ней остается осквернение святая святых иудаизма. Тем временем в театральных и оперных постановках во всем мире Тит до сих пор претендует на бессмертие. Его героизм, настаивает Светоний, проявляется в акте самоотречения, совершенном против своего желания и против желания любовницы. Как выразил это Расин, «Рим!.. Зачем я обречен любить и променять свою любовь на трон?».[264]

По правде говоря, лавры победы принадлежали (или должны были принадлежать) Веспасиану. Как мы знаем, он командовал пятидесятитысячной армией в Иудее и был опытным, искусным полководцем. Но Веспасиан избрал для себя более амбициозную кампанию. Когда отец Тита собирался стать новым правителем Рима (по утверждению Тацита, эту мысль внушил ему сын[265]), Тит остался в Иудее, чтобы завершить завоевание, присвоив себе трофеи и славу. В августе 69 года Муциан отправился в Рим во главе верной Флавиям армии. Он связал свою судьбу с Веспасианом, забыв прежнюю зависть, смягчив свою позицию благодаря обаянию и привлекательной внешности Тита. Целью Муциана было свержение Вителлия. В то же самое время Веспасиан с Титом совершили путешествие в Александрию. При необходимости Веспасиан собирался взять под свой контроль поставки зерна из Египта, обрекая на голод вителлианскую Италию, с тем чтобы вынудить ее сдаться.