Две стороны неба - [8]

— А другие валяются вдребезги пьяные! — насмешливо вставила Вирджиния.

О’Рэйли запнулся и прикрыл глаза, превратившись в египетскую мумию. Малютка Юджин закатил Вирджинии увесистую оплеуху, от которой, как показалось Роберту, покойник вздрогнул. Вирджиния надулась и перебралась в кресло рядом с Софи, сидящей со скучающим видом.

«Боже, какие словеса! — подумал Роберт. — Может, О’Рэйли тоже грешил в юности проповедничеством?»

— Нет, наверное, смысла пересказывать здесь биографию мистера Джона Байрона Питерса, — после некоторого молчания продолжил О’Рэйли. — Все мы люди без прошлого. Его отняли у нас и втоптали в грязь те, что только с виду похожи на людей, но таковыми не являются, потому что у них нет сердца. Где же на деле их хваленый лозунг: «Человек человеку — друг»? — О’Рэйли повысил голос, и даже Каталинский перестал храпеть и разлепил бессмысленные глаза. — Возлюби ближнего своего… Как бы не так! Они отвергли учение великого страдальца за грехи человеческие, распятого над прахом Адама, и подменили его своей бездушной схемой, где не нашлось места человеколюбию. Да, они ловко воспользовались доверчивостью народа, они примазались к словам, сказанным Павлом фессалоникийцам: «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» — и одурачили многих и многих. И там, где была вера, осталась пустота, а на смену христианской любви пришло бездушие, которое вытеснило все человеческие чувства. Не трудились ли мы в поте лица? — О’Рэйли сделал паузу, потом заговорил тише: — И человек, лежащий здесь, еще среди нас, но уже не с нами, отдал все силы борьбе за торжество справедливости. Трудно переоценить его вклад в наше общее дело. Повторяю, что не буду пересказывать биографию мистера Джона Байрона Питерса, напомню только, что и ему мы обязаны своим спасением, тем, что мы еще живем и боремся. Ведь покойный был одним из тех, кто в свое время вложил немалые суммы в возведение нашего дома, одним из тех, кто финансировал строительство оборонительных сооружений в Поясе астероидов… — О’Рэйли неожиданно закашлялся, согнувшись над кафедрой.

Роберт невольно кивнул, соглашаясь с его словами. Да, после заключения конвенции, провозгласившей все пространство Системы вплоть до орбиты Марса зоной мирного космоса, базы для обороны от коммунистической агрессии пришлось передвинуть сюда, в Пояс астероидов.

Он заметил, что Ричард Леннокс тихо встал и скрылся за дверью.

«Не вытерпел, наркоманчик, побежал…»

— Пошел тридцать первый год нашего изгнания, — продолжал О’Рэйли. — За столь большой срок произошло множество событий, важных и малозначительных, трагических и смешных. И кто, как не мистер Джон Байрон Питерс взвалил на свои плечи тяжелое, но почетное бремя нашего летописца, нашего Иосифа Флавия, чтобы сохранить для потомков память о славных деяниях их отцов и дедов. Потомки наши — все мы верим в это — завоюют когда-нибудь мир, столь жестоко поступивший с нами, и благодаря покойному будут всегда помнить наши имена. И господь бог, который послал нам это испытание, господь бог, проверяющий сейчас нашу стойкость и решимость в борьбе, принял бессмертную душу мистера Джона Байрона Питерса и, без сомнения, уготовил ей достойное место возле ног своих…

— Поближе к заду! — загоготал Скотина Жорж, расталкивая Каталинского. — Пойдем, братья, подальше от этого… как его?… непотребного сборища, — обратился он к Каталинскому и Одноухому Майклу. — А не то господь бог наш пошлет нам… это… как его?… наказание, и у нас навеки слипнутся глотки!

— Эт-то бу-будет ужас-сно! — пролепетал Каталинский, одурело мотая головой, и рухнул на Жоржа.

Одноухий Майкл молча подхватил его, поволок к двери, и они скрылись в коридоре. Скотина Жорж ткнул толстым пальцем в сторону Роберта, замершего в кресле, и с издевкой спросил:

— Ты, парень, не желаешь составить нам компанию?

«Так… — У Роберта мгновенно вспотели ладони. — Значит, сейчас. Что ж, рано или поздно Скотина Жорж все равно припрет меня к стенке. Каталинский не в счет. Зато Майкл почти трезв».

Роберт еще раз пожалел, что оставил пистолет у Гедды. Ладно, пусть его изувечат, но первый удар он успеет сделать. Прямо в жирную рожу!

Роберт встал и поймал взгляд Софи. Взгляд был сожалеющим. Он направился к двери, увидел удивленное и обеспокоенное лицо Паркинсона и вышел в коридор. До него донесся изумленный голос Малютки Юджина, не знавшего о выстреле в дверь:

— Эй, сволочь, с каких это пор ты стал пить?

И смешок Скотины Жоржа:

— А он теперь это… пьет, ты что, не знал, Малютка?

Одноухий Майкл старался удержать Каталинского в вертикальном положении, он был всецело поглощен этой возней и не заметил, как Роберт вытащил из кармана кастет и зажал в кулаке. Скотина Жорж возник в дверном проеме, нетвердой походкой подошел к Роберту и оживленно крикнул, чтобы слышали в зале:

— Пойдем, врежем по стаканчику!

«Сейчас я тебе врежу! — подумал Роберт, свирепея. — Я тебе врежу, жирная свинья!»

Они пошли вглубь коридора, Роберт впереди, Жорж следом, обдавая его перегаром. У Роберта заныл затылок, но он собрал всю волю и не оборачивался. Он свернул за угол, и тяжелая нетвердая поступь за спиной оборвалась.