Корепанов Алексей
Тихие игры
По выщербленному асфальту "Бродвея" с треском пронесся мотоцикл, распугав кур, бросившихся в пыльные лопухи. Дорохин проводил взглядом белошлемного кентавра - красный корпус машины, блеск зеркал, черная нейлоновая куртка пузырем на спине и на ней белыми буквами что-то по-английски, сиреневые выхлопы лупят по кустам, - перебросил дорожную сумку в другую руку и пошел дальше, щурясь от вечернего солнца. Солнце воткнулось в купол колокольни, сигналило сквозь частокол зеленых уже березовых веток, бросая под ноги длинные тени столбов с лампочками под тарелкообразными колпаками. Лампочки были целыми, а вот в детские годы Дорохина стеклянным дождем то и дело осыпались они под прицельным огнем рогаток "бродвеевских" удальцов, в числе которых был и он, Витька Дорохин.
Улица, по которой он шел с автобусной станции, начиналась от шоссе, от голубого придорожного щита с надписью "пгт Евдокимово", неспешно скатывалась в низину, обтекала школу, подползала, рассыпаясь выбоинами, к Дому культуры, брала чуть вправо у бывшей Покровской церкви - нынешнего склада стеклотары, карабкалась на холм и, теряя остатки асфальта, добиралась до кладбища и дальше - к шоссе, огибавшему "пгт Евдокимово" и уходящему сквозь леса и поля к областному центру.
А "Бродвеем" она величалась с незапамятных времен, потому что
располагались на ней магазин "Продовольственные товары" и универмаг,
книжный магазин, "Хозяйственные товары", кафе "Дорожное" и кафе
"Лесная поляна", где продавали бочковое пиво.
Дорохин неспешно брел по тихому "Бродвею", смотрел по сторонам,
узнавал знакомые места. Вот футбольное поле у школы - там они по
вечерам гоняли мяч и бренчали на гитарах. Вот детская площадка с
песочницами и качелями, почти скрытая с улицы зеленью кустов - там
они дурачились, качались на качелях с девчонками-одноклассницами и украдкой курили. Вот песчаная аллея со скамейками возле Дома культуры - там они собирались перед сеансом и после, обсуждая "Трех мушкетеров" и "Фантомаса".
На "Бродвее" было пустынно. Только на бетонном крыльце кафе "Лесная поляна" сидели два незнакомых мужика и курили, да возле ворот одного из домов возился с мохнатой собакой карапуз лет четырех. В глубине палисадников, в окнах домов, трепетало бледное сияние и в теплом воздухе разливалась мелодия очередной серии очередной производственно-лирической телеэпопеи.
Дорохин поравнялся с колокольней, начал подниматься на холм и внезапно остановился. Из прорехи в куполе карабкалась в небо березка, невесть как угнездившаяся там, на верхотуре, над потрескавшейся бурой кирпичной кладкой. У березки был бойкий вид подростка, а ведь, кажется, совсем недавно маячил там только тонкий голый прутик.
Тогда была осень и Дорохин шел по "Бродвею" к автостанции, и мама
провожала его. Не вчера это происходило, и не год назад, и не три.
Автобус довез тогда Дорохина до областного города, а потом было
такси до аэропорта, а потом самолет. Где-то далеко внизу и позади
остался райцентр Евдокимово, а прямо по курсу лежал научный городок
в Сибири, корпуса девятиэтажек-малосемеек, белая россыпь зданий Центра кибернетики.
Один, два, три, четыре года. Без выходных, без развлечений, потому что работа - твои выходные, потому что работа - твое развлечение. Потому что не мыслишь себя без работы. Спасибо вам, отцам-основателям, спасибо вам, Раймунд Луллий, фон Нейман, Винер, Шеннон, Колмогоров и прочая, и прочая, и прочая. Спасибо вам, подарившим радость этой работы.
День за днем - возня с родными, милыми, проклятыми, упрямыми, непонятливыми, несовершенными самоорганизующимися и самообучающимися системами. "Творцы интеллектроники" - броские заголовки в научно-популярных изданиях. Лаборатория - общежитие - лаборатория - общежитие... Зима замораживает осенние дороги, весна ослепляет зиму брызгами солнца в лужах под окном, жаркий летний воздух губит весну. А летом то одно наскочит, то другое подвернется, и кажется уже - все, передавай дела и беги за билетом на проезд в родные края - так нет, оглушит душным вечером под соснами очередная идея насчет самоорганизующихся и самообучающихся и потянет, потащит туда, в белую россыпь зданий. И так - год за годом, год за годом...
И все-таки добрался Дорохин до родного "пгт Евдокимово", оставил
свои электронно-логические создания, понял, наконец, что они-то от
него не уйдут, а вот кое к кому можно и не успеть. Часто болеть
стала мама, жаловалась в письмах, просила вырваться хоть на недельку.
Дорохин ускорил шаги, отмахал еще полквартала и толкнул знакомую калитку. Дом стоял в глубине двора, за ветвистыми яблонями, распахнув окна, словно прислушиваясь. Мама вышла на стук калитки. Встала на крыльце, близоруко всматриваясь в Дорохина. Ломаясь углом, поползли вверх брови. Охнула недоверчиво: "Витюша?.. - а слезы уже заблестели, уже потекли, и задрожали губы. - Витюша! Приехал, окаянный..."
Давно растеклась темнота по евдокимовским улицам и пробили радиокуранты, а они все сидели у стола. Дорохин пил чай, а мама подкладывала и подкладывала варенье, и радость сияла в ее глазах, и Дорохину было легко и приятно, как после хорошей баньки, потому что он был дома, и все мамины жалобы на здоровье оказались простой хитростью, примененной для залучения под родной кров неблагодарного блудного сына. Они смеялись и говорили, говорили и смеялись, и на огонек зашла соседка, тетя Лена, помнившая Витюшку Дорохина еще со времен первых мокрых пеленок, и продолжались, продолжались разговоры...
