Две невесты Петра II - [17]

Крепко прижав к себе собачонку, Иван вернулся в дом. Передавая это грязное взъерошенное существо лакею, он приказал немедленно вымыть его и накормить…

Глядя на то, как Шарлотта (так звали собаку), вымытая и расчёсанная, жадно хватала кусок за куском, князь Иван уже знал, чем и как он привлечёт к себе великого князя.

Когда князь Иван явился во дворец, Пётр Алексеевич был занят. У него в классной комнате — небольшом помещении, тесно заставленном шкафами, столом, стульями, где вся стена была завешана географическими картами и какими-то рисунками, — находились светлейший князь Александр Данилович Меншиков и вице-канцлер Андрей Иванович Остерман[9]. Увидев своего гоф-юнкера, великий князь тут же соскользнул со стула и бросился к Ивану, отмахнувшись от недоумённых восклицаний обоих наставников.

   — После, после, — коротко сказал великий князь, махнув рукой, — сейчас другое.

Александр Данилович и назначенный воспитателем к великому князю Остерман обменялись многозначительными взглядами.

   — Что так поздно? — спросил великий князь Ивана. — Я уж обеспокоился, не захворал ли ты или, может, как в прошлый раз, тебя лошадь зашибла.

   — Нет-нет, — с улыбкой ответил князь Иван, — ничего такого со мной не случилось, а приключилась совсем другая преинтересная история.

   — Преинтересная история? — с любопытством переспросил великий князь.

   — Весьма, весьма прелюбопытная, — всё так же улыбаясь, ответил князь Иван.

Меншиков с Остерманом внимательно прислушивались к разговору.

Иван молчал, не решив для себя, стоит ли ему рассказывать историю с собакой в присутствии наставников великого князя.

Тот, видя нерешительность Ивана, и, очевидно, поняв, что он не может или не хочет говорить при вельможах, сказал, обращаясь к Меншикову:

   — Вы, батюшка, не гневайтесь, мы только на минуточку выйдем с князем Иваном, и я тут же ворочусь к вам.

Он мило улыбнулся простодушной детской улыбкой, за которой скрывалось любопытство и нетерпение поскорее расспросить князя Ивана о том, что так надолго задержало его.

Они вышли из комнаты в широкий коридор, куда выходило несколько дверей. Одна из них была приоткрыта, и из-за неё доносились громкие голоса дежурных офицеров.

Великий князь, взяв Ивана за руку, отвёл его в дальний угол коридора, где они спрятались за плотной тёмной шторой.

   — Ну говори, говори же скорее, Иванушка. Знаю, что не опоздал бы, если бы не важная причина.

   — Да уж и не знаю, ваша светлость...

   — Перестань, перестань, — прервал его великий князь. — Не называй меня так, когда мы с тобой одни. Сколько раз уж я тебя просил: зови меня просто — Петруша.

   — Как изволите приказать, — улыбнулся Иван.

   — Ну так говори, говори же, что приключилось с тобой?

   — История-то, может, совсем пустяшная, но очень уж небывалая.

   — Так что ж это за небывалая история? — всё с большим нетерпением повторил великий князь.

   — Видите ли...

   — Нет-нет, просто Петруша, а то и слушать не стану и дружить с тобой не буду, — капризно произнёс Пётр Алексеевич, рассерженно топнув ногой.

   — Хорошо, хорошо, Петруша, — мягко произнёс князь Иван.

   — Как славно ты сказал «Петруша», — обрадовался великий князь. — Так меня только сестрица Наталья зовёт, и больше никто.

Услышав историю о собаке, которая сама нашла оставившего её в Варшаве Ивана, великий князь был растроган до слёз.

   — Сама, сама она пришла к тебе, — повторял он без конца. — Да как она, Иванушка, нашла-то тебя? Ведь столько вёрст от Петербурга до Варшавы? — И он с удивлением смотрел на Ивана, словно ожидая от него разрешения столь трудной задачи.

   — Сам не пойму, как такое крохотное создание отыскало меня.

   — Послушай, Иванушка, ты сейчас же, не медля, ступай домой и принеси её сюда. Хочу и я на неё посмотреть.

С уходом великого князя Остерман и Меншиков снова обменялись многозначительными взглядами.

   — Не нравится мне, ох, как не нравится эта привязанность великого князя к Долгорукому, — нахмурился Александр Данилович, в задумчивости барабаня пальцами по крышке стола, покрытого пятнами от чернил и красок.

   — Думаю, беды здесь большой нет, — тонко улыбнулся Андрей Иванович. — Великий князь ещё слишком молод, дитя, в сущности, а князь Иван хотя и старше его, но ведь тоже очень молод, да и затейный такой: всегда что-нибудь новое для Петра Алексеевича придумает.

   — Да-да, молод, молод, — повторил в раздумье Меншиков, всё так же барабаня пальцами по столу.

Остерман молчал.

   — Так что ж это за программу для великого князя ты, Андрей Иванович, приготовил? — спросил Меншиков, наконец внимательно посмотрев на Остермана.

   — Вот, извольте взглянуть, — любезно сразу же ответил Остерман, протягивая Александру Даниловичу длинный лист белой бумаги, весь исписанный ровным, аккуратным почерком.

   — Нет-нет, — отстранил Меншиков руку Остермана, в которой тот держал лист. — Нет, Андрей Иванович, ты мне сам прочти.

   — Как прикажете, — вновь едва заметно улыбнулся Остерман.

Поднеся бумагу близко к глазам и наклонив голову слегка набок, он принялся читать. Но тут же, оторвавшись от чтения, сказал, глядя серьёзно в лицо собеседнику: