Две невесты Петра II - [138]
Вот уже, как я стала прощаться с братом и со всеми домашними, кажется бы, и варвар сжалился, видя мои слёзы; кажется, и стены дома отца моего помогали мне плакать; брат и домашние так много плакали, что из глаз меня со слезами отпустили. Какая это разница — свадьба, сговор! Там все кричали: «Ах! как она счастлива»; а тут провожают и плачут: знать, что я всем жалка была. Боже мой, какая перемена! Как я выехала из отцовского дома, с тех пор целый век странствовала. Привезли меня в дом свёкров как невольницу: вся расплакана, свету не вижу перед собой. Подумайте, и с добрым порядком замуж идти, надобно подумать последнее счастье; не токмо в таковом состоянии, как я шла. Я приехала в одной карете, да две вдовы со мной сидят, а у них все родные приглашены, дядья, тётки; и пуще мне стало горько: привезли меня как бедненькую сироту: принуждена всё сносить. Тут нас в церкви венчали. По окончании свадебной церемонии, провожатые мои меня оставили, поехали домой; и так наш брак был плачу больше достоин, а не веселья. На третий день, по обыкновению, я стала собираться с визитами ехать по ближним его сродникам и рекомендовать себя в их милость: всегда можно было из того села ехать в город после обеда, домой ночевать приезжали.
Вместо визитов, сверх чаяния моего, мне сказывают, приехал-де секретарь из Сенату; свёкор мой должен был его принять. Он ему объявляет: указом велено-де вам ехать в дальние деревни и там жить до указу. Ох! как мне эти слова не полюбились; однако я креплюсь, не плачу, а уговариваю свёкра и мужа: как можно без вины и без суда сослать! Я им представляю: поезжайте сами к государыне, оправдайтесь. Свёкор, глядя на меня, удивляется моему молодоумию и смелости. Нет, я не хотела свадебной церемонии пропустить, и не рассудя, что уже беда, подбила мужа, уговорила его ехать с визитом: поехали к дяде родному, который нас с тем встретил: «Был ли у вас сенатский секретарь? У меня был, и велено мне ехать в дальние деревни, жить до указу». Вот тут и другие дяди съехались, всё то же сказывают. Нет, нет, уже я вижу, что на это дело нету починки: это мне свадебные конфеты. Скорее домой поехали, и с тех пор мы друг друга не видали, и никто ни с кем не прощались: не дали время. Я приехала домой; у нас уже собираются; велено в три дня чтобы в городе не было; принуждена судьбе повиноваться. У нас такое время, когда к несчастью, то нет уже никакого оправдания, не лучше турков: когда б прислали петлю, должны бы удавиться.
Подумайте, каково мне тогда было видеть: все плачут, суетятся, собираются! И я суечусь. Куда еду, не знаю, и где буду жить, не ведаю, только что слезами обливаюсь. Я ещё и к ним ни к кому не привыкла; мне страшно было только в чужой дом перейти. Как это тяжело! Так далеко везут, что никого своих не увижу; однако в рассуждении для милого человека всё должна сносить; стала я собираться в дорогу; а как я очень молода, никуда не езжала, и что в дороге надобно, не знала никаких обстоятельств, что может впредь быть: обоим нам и с мужем было тридцать семь лет. Он вырос в чужих, жил всё при дворе; он всё на мою волю отдал; не знала, что мне делать, научить было некому. Я думала, что мне ничего не надобно будет и что очень скоро нас воротят. Хотя и вижу, что свекровь и золовки с собой очень много берут из бриллиантов, из галантереи, все по карманам прячут, мне до того и нужды не было: я только хожу за ним следом, чтоб из глаз моих куда не ушёл; и так чисто собралась: что имела при себе, золото и серебро, всё отпустила домой к брату на сохранение, довольно моему глупому тогдашнему рассудку, изъяснить вам хочу, не токмо бриллиантов что, оставить для себя и всяких нужд, всякую мелочь: манжеты кружевные, платки, чулки шёлковые, сколько их было дюжин, всё отпустила. Думала, на что мне там? Всего не переносить; шубы все обобрала у него и послала домой, потому что они все были богатые; один тулуп ему оставила, да себе шубу да платье чёрное, в чём ходила тогда по государе. Брат прислал на дорогу тысячу рублей; на дорогу вынула четыреста, а то назад отослала; думаю, на что мне так много денег прожить? Мы поедем на общем коште; мой от отца не отделён. После уже узнала глупость свою, да поздно было; только на утешение себе оставила одну табакерку золотую, и то для того, что царская милость.
