Две невесты Петра II - [136]

Шрифт
Интервал

Теперь надобно уже иную материю зачать. Ум колеблется, когда приведу на память, что после всех этих веселий меня постигло, которые мне казались навеки нерушимы будут. Знать, что не было мне тогда друга, кто б меня научил, чтоб по этой скользкой дороге опаснее ходила. Боже мой! Какая буря грозная восстала, со всего света беды совокупились! Господи, дай сил изъяснить мои беды, чтоб я могла их описать для знания желающих и для утешения печальным, чтоб, помня меня, утешились. И я была человек, все дни живота своего проводила в бедах, и всё опробовала: гонения, странствия, нищету, разлучение с милым, всё, что кто может вздумать. Я не хвалюсь своим терпением, но о милости Божьей похвалюсь, что Он мне дал столько силы, что я перенесла и по сие время несу; невозможно бы человеку смертному такие удары понести, когда не свыше сила Господня подкрепляла. Возьмите в рассуждение моё воспитание и нонешнее моё состояние.

Вот начало моей беды, чего я никогда не ожидала! Государь наш окончил живот свой; паче чаяния моего, чего я никогда не ожидала, сделалась коронная перемена. Знать, так было Богу угодно, чтоб народ за грехи наказать: отняли милостивого государя, и великий был плач в народе. Все сродники мои съезжаются, жалеют, плачут обо мне, как мне эту напасть объявить; а я обыкновенно долго спала, часу до девятого; однако, как скоро проснулась, вижу, у всех глаза заплаканы; как они ни стереглись, только видно было. Хотя я и знала, что государь болен и очень болен, однако я великую в том надежду имела на Бога, что Он не оставит сирых; однако, знать, мы тому достойны были. По необходимости принуждены были мне объявить. Как скоро эта ведомость дошла до ушей моих, что уже тогда со мной было, — не помню; а как опомнилась, только и твердила: «Ах! пропала! пропала!» Не слышно было иного ничего от меня, что пропала! Как кто ни старался меня утешить, только не можно было плач мой пресечь, ни уговорить. Я довольно знала обыкновение своего государства, что все фавориты после своих государей пропадают: чего было и мне ожидать? Правда, что я не так много дурно думала, как со мною сделалось: потому, хотя мой жених и был любим государем, и знатные чины имел, и вверены ему были всякие дела государственные; но подкрепляли меня несколько честные его поступки. Знав его невинность, что он никаким непристойным делом не косен был, мне казалось, что не можно без суда человека обвинить и подвергнуть гневу или отнять честь или имение; однако после уже узнала, что при несчастливом случае и правда не помогает. И так я плакала безутешно. Свойственники, сыскав средства, чем бы меня утешить, стали меня (уговаривать), что я ещё человек молодой, а так себя безрассудно сокрушаю; можно этому жениху отказать, когда ему будет худо; будут другие женихи, которые не хуже его достоинством, разве только не такие великие чины будут иметь; а в то время правда, что (один) жених очень хотел меня взять, только я на то не склонна была, а сродникам моим всем хотелось за того жениха меня выдать. Это предложение так мне тяжело было, что ничего на то не могла им ответить. Войдите в рассуждение, какое это мне утешение и честна ли эта совесть, когда он велик, так я с радостью за него шла, а когда он стал несчастлив, отказать ему? Я такому бессовестному совету согласиться не могла; а так положила своё намерение, когда, сердце одному отдав, жить или умереть вместе, а другому уже нет участия в моей любви. Я не имела такой привычки, чтоб сегодня любить одного, а завтра — другого; в нонешний век такая мода, а я доказала свету, что я в любви верна. Во всех злополучиях я была своему мужу товарищ; и теперь скажу самую правду, что, будучи во всех бедах, никогда не раскаивалась, для чего я за него пошла, и не дала в том безумия Богу. Он тому свидетель: всё, любя его, сносила; сколько можно мне было, ещё и его подкрепляла. Мои сродники имели другое рассуждение; такой мне совет давали, или может быть, меня жалели. К вечеру приехал мой жених ко мне, жалуясь на своё несчастье; при том рассказывал о смерти, жалости достойной, как государь скончался, что всё в памяти был и с ним прощался. И, так говоря, плакали оба и присягали друг другу, что нас никто не разлучит, кроме смерти; я готова была с ним хотя все земные пропасти пройти. Итак, час от часу пошло хуже. Куда девались искатели и друзья? Все спрятались, и ближние отдалече меня стали, все меня оставили в угодность новым фаворитам; все стали уже меня бояться, чтоб я встречу с кем попалась, всем подозрительна. Лучше б тому человеку не родиться на свете, кому на время быть велику, а после прийти в несчастье; все станут презирать, никто говорить не хочет! Выбрана была на престол одна принцесса крови, которая никакого следа не имела в короне[52]. Между тем приготовлялись церемонии к погребению. Пришёл тот назначенный несчастливый день; нести надобно было государево тело мимо нашего дома, где я сидела под окошком, смотря ту плачевную церемонию. Боже мой, как дух во мне удержался! Началось духовными персонами, множество архиереев, архимандритов и всякого духовного чину; потом, как обыкновенно бывают такие высочайшие погребения, несли государственные гербы, кавалерию, разные ордена, короны; в том числе и мой жених шёл перед гробом, нёс на подушке кавалерию, и два ассистента вели под руки. Не могла его видеть от жалости в таком состоянии: епанча траурная предлинная, флёр на шляпе до земли, волосы распущенные, сам так бледен, что никакой живости нет. Поровнявшись против моих окон, взглянул плачущими глазами с тем знаком или миной: кого погребаем? в последний, в последний раз провожаю. Я так обеспамятовала, что упала на окошко: не могла усидеть от слабости. Потом и гроб везут: отступили от меня уже все чувства на несколько минут. А как опомнилась, оставя все церемонии, плакала, сколько моё сердце дозволило, рассуждая мыслью своей, какое это сокровище земля принимает, на какое, кажется, и солнце с удивлением сияло. Ум сопряжён был с мужественной красотой; природное милосердие, любовь к подданным нелицемерная. О Боже мой, дай великодушно понести сию напасть, лишение сего милостивого монарха. О Господи, Всевышний Творец, Ты все можеши, возврати хотя на единую минуту дух его и открой глаза его, чтоб он увидел верного своего слугу, идущего пред гробом, потеряв всю надежду к утешению и облегчению печали! И так окончилась церемония; множество знатных дворян, следующих за гробом; казалось мне, что и небо плачет, и все стихии небесные. Надеюсь, между тем и такие были, которые радовались, чая себе от новой государыни милости.


Рекомендуем почитать
В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.


К.Разумовский: Последний гетман

Новый роман современного писателя-историка А. Савеличе-ва посвящен жизни и судьбе младшего брата знаменитого фаворита императрицы Елизаветы Петровны, «последнего гетмана Малороссии», графа Кирилла Григорьевича Разумовского. (1728-1803).


Борис Шереметев

Роман известного писателя-историка Сергея Мосияша повествует о сподвижнике Петра I, участнике Крымских, Азовских походов и Северной войны, графе Борисе Петровиче Шереметеве (1652–1719).Один из наиболее прославленных «птенцов гнезда Петрова» Борис Шереметев первым из русских военачальников нанес в 1701 году поражение шведским войскам Карла XII, за что был удостоен звания фельдмаршала и награжден орденом Андрея Первозванного.


Долгорукова

Романы известных современных писателей посвящены жизни и трагической судьбе двоих людей, оставивших след в истории и памяти человечества: императора Александра II и светлейшей княгини Юрьевской (Екатерины Долгоруковой).«Императрица тихо скончалась. Господи, прими её душу и отпусти мои вольные или невольные грехи... Сегодня кончилась моя двойная жизнь. Буду ли я счастливее в будущем? Я очень опечален. А Она не скрывает своей радости. Она говорит уже о легализации её положения; это недоверие меня убивает! Я сделаю для неё всё, что будет в моей власти...»(Дневник императора Александра II,22 мая 1880 года).


Бирон

Вошедшие в том произведения повествуют о фаворите императрицы Анны Иоанновны, графе Эрнсте Иоганне Бироне (1690–1772).Замечательный русский историк С. М. Соловьев писал, что «Бирон и ему подобные по личным средствам вовсе недостойные занимать высокие места, вместе с толпою иностранцев, ими поднятых и им подобных, были теми паразитами, которые производили болезненное состояние России в царствование Анны».