Две фантастические повести - [23]

— Какое-нибудь сочинение?

Человек встал.

— Как вам сказать… Это не сочинение в том смысле, в каком обычно пишут сочинения профессионалы писатели. Эта тетрадь исписана рукой моего деда. Ей много лет. Я читал о вашем изыскании и вспомнил об этой рукописи, которую получил от отца. Я решил, что вам она пригодится…

Зотов принял из его рук исписанную тетрадку.

VIII. Раскрытие загадки

Когда Виддуп ехал еще на пароходе «Эпоха», поднимаясь вверх по Днепру, и с горестью вспоминал о своих былых неудачах, ему, непоседе, и в голову не приходило, что он может так долго задержаться на берегах Днепра.

А между тем прошло почти три месяца с тех пор, когда, попрощавшись с Ларским и его женой, он впервые ступил ногой на набережную острова Хортицы. Совместная его работа с журналистом Зотовым как-то замерла, затихла, остановилась на одной точке. Им удалось подойти почти к основному в тайне, на которую натолкнулись они на днепровском дне, но окончательно раскрыть ее они не сумели и под конец, утомившись, как-то оставили свои изыскания. Да и печать, все время сообщавшая о каждом шаге их работ, заметно охладела к истории, связанной со старым Кичкасом.

Так и осталось невыясненным, каким образом к ноге Фридриха Эрнестовича Марка оказался привязанным якорь, откуда взялись шесть скелетов, найденных Зотовым, и какая связь между этими скелетами и Фридрихом Марком.

— А ну его! — в конце концов заявил даже неугомонный Виддуп, окончательно потеряв надежду разобраться во всех этих вещах подробнее.

С Зотовым они встречались все реже и реже. Но Виддупу не раз казалось, что Зотов при встрече с ним, когда заходит речь о старом Кичкасе, как-то хитро улыбается и загадочно смотрит на американца. Сначала Виддупа это беспокоило, ему приходила в голову мысль, не знает ли чего Зотов, не собирается ли он обойти его, — потом он просто махнул рукой, перестал замечать и даже просто интересоваться.

Виддуп мечтал о возвращении на родину и несколько раз собирался уже сесть в дирижабль, совершавший рейсы между Запорожьем и Сан-Франциско, но приближавшиеся празднества, на которых ему еще не удавалось присутствовать, заставили его задержаться, и он решил провести день восемьдесят второй годовщины в Запорожье.

7 ноября 1999 года он проснулся в номере гостиницы, разбуженный нестерпимо ярким лучом света, ворвавшимся через окно в его комнату.

Подбежав к окну, Виддуп увидел необычайное зрелище.

Над стеклянным городом поднималось утро. Навстречу восходившему солнцу из недр городских улиц поднимались сотни ярчайших ослепительно белых прожекторов, создававших какой-то световой ореол над блестевшими крышами городских зданий. Так начиналось утро праздничного дня. Свет здесь был необходимой эмблемой празднества, ибо Запорожье— город света. Здесь все связывалось с электрическим сердцем страны— Днепровской гидроэлектростанцией.

Центр празднеств— Виддуп знал это— находился не в городе, а за ним, в районе Днепра, у бывшего Кичкаса.

Виддуп оделся и вышел на улицу. Уличное движение почти отсутствовало. Нигде не было видно ни автомобилей, ни вагонов подвесной электрической дороги. Он почти не встретил ни одного пешехода. Судя по улицам, город точно вымер.

Но не было крыши небоскреба, с которой бы каждые десять-пятнадцать минут не срывались, напоминая больших птиц, легкие самолеты. Сегодня все были в воздухе.

Над городом стоял неумолчный шум тысяч пропеллеров. Небо пестрело самолетами, уносившими большую часть населения города в сторону Кичкаса.

Виддуп вернулся в гостиницу, в лифте поднялся на крышу пятидесятиэтажного здания, на которой расположились гостиничные ангары, и справился о свободном самолете. Ему удалось достать последний, так как все остальные были уже разобраны. Самолет был двухместный, но еще кого-нибудь, желающего лететь с Виддупом, не оказалось, и он сам сел за руль и, оторвавшись от крыши гостиницы, поднялся над городом.

Ему приходилось лавировать, чтобы избежать неминуемого столкновения с самолетами, реющими перед ним справа, слева, выше его и под ним.

Далеко слева он видел окруженный Днепром город острова Хортицы. По одетой гранитом реке медленно плыли тяжелые пароходы и сновали катера, казавшиеся сверху не больше простых — чернильниц. Узенькой полоской чернел мост, соединявший. Хортицу с городом Запорожьем, а прямо перед глазами Виддупа расстилалось водное пространство, скованное плотиной, и белело внизу здание станции.

Над Кичкасом реяли тысячи самолетов, один за другим они спускались на громадный аэродром, развернутый в двух километрах от станции. Воздушная милиция наблюдала за порядком в воздухе, регулировала посадку самолетов, которые, снизив пассажиров, немедленно откатывались в далеко отстоящие ангары, либо отправлялись обратно в город. Подземная железная дорога ежеминутно выбрасывала толпы, спешащие на берега Днепра. Пароходы подвозили к пристаням десятки тысяч людей. Народу было так много, что непроницаемая стена его растянулась на несколько километров, начиная от здания электростанции по берегу реки в сторону бывших порогов.

Виддуп не спешил опускаться. Он решил посмотреть на зрелище сверху и, кружа над территорией старого Кичкаса, увидел вскоре дирижабль, плывший в сторону места торжеств. Дирижабль остановился над серединой реки. Виддуп внимательно разглядывал его. Перед ним была обыкновенная воздушная трибуна, употреблявшаяся в случаях, когда ораторам приходилось выступать перед таким количеством людей, которое могло их слышать только говорящими с некоторой высоты.