Двадцать веселых рассказов и один грустный - [23]

– У золота нет ни носа, ни глаз, – говаривал он и добавлял: – А у меня – ещё и ушей.

Как-то пришла к нему одна старушка продать небольшой бриллиант. Из-за скудности пенсии и удорожания жизни она была уже едва ли не на последнем издыхании и охотно ухватилась за возможность выручить хоть немного. Бриллиант оказался подарком графини Джулианы Андреотти ди Пратаччо, хозяйки виллы на перевале Оппио, что неподалёку от Пистойи. В этом доме она служила десять лет ещё девушкой.

– А не жалко Вам? – поинтересовался скупщик.

– Нисколько, – отвечала та. – Есть такая песня: «Из бриллиантов ничего не родится, а в навозе растут цветы». Так что я не жалею.

Однажды этот мой дружок признался мне, что подкрутил весы, чтобы товар весил меньше, чем на самом деле. Приходили к нему теперь всё больше люди пожилые, а то и вовсе старики. Они продавали свои последние воспоминания, поскольку пенсии на жизнь не хватало, а грошовая индексация не могла угнаться за падением курса евро. Этим старикам не нужно было следить за тенденциями рынков – они и так понимали, что времена предстоят нелёгкие. Хотя, может, так всегда и было.

Как-то поутру на пороге возник мальчишка лет двенадцати с ожерельем в руке.

– Это мамкино, – заявил он. – Продать хочет.

– И где же твоя мамка?

– Да там, снаружи, стыдится зайти. Говорит, ожерелье можете взять, а деньги мне отдайте.

Скупщик поднялся и выглянул за дверь. Там, уронив голову на руки и всхлипывая, сидела женщина. Предложив ей войти, он услышал историю насилия и предательства, нищеты и жестокости. Но чтобы растопить сердце бывшего мороженщика, этого оказалось мало. Взвесив ожерелье, он сунул его в сейф, расплатился и выпроводил обоих. Всё это время мальчишка внимательно следил за его действиями. На мгновение их глаза встретились. В этот момент скупщик почувствовал себя куском, нет, даже целой кучей дерьма. Вспомнив безнадёжные лица людей, выкладывавших на его прилавок несчастные крохи золота, он вдруг почувствовал такой стыд, что решил завязать. Взгляд мальчишки ранил его, словно кинжал. Спустя несколько дней он прикрыл свою клинику по отмыванию золота и вернулся в горы.

Но без дела мой приятель сидеть не мог: страсть к изобретению новых способов заработка оказалась сильнее. И он придумал, чем заняться – на сей раз, однако, не марая рук жульничеством: купил тридцать дойных коров, арендовал старую пастушью хижину среди обширных цветущих лугов, нанял сыродела и стал производить сыр, масло и другие молочные продукты.

Зимой скотину держали в большом хлеву на окраине деревни, а летом выгоняли на высокогорные пастбища. Чтобы поднять продажи, приятель открыл агротуристическую гостиницу, и дело закипело. Цены он выставил невысокие, а в период кризиса это самый главный секрет успеха. Впрочем, вскоре обнаружилось, что есть ещё один продукт, производством которого ферма не занималась, но которого, тем не менее, становилось всё больше и больше: навоз. Вскоре вокруг хлева громоздились уже целые горы. Куда деваться? И вот ему в голову пришла очередная мысль – мысль о дерьме, но вовсе не дерьмовая.

На следующий день на шоссе неподалёку от гостиницы появился рекламный щит два на два метра: «Продаю навоз». Так за пять лет мой дружок прошёл путь от скупщика золота до продавца навоза. Владельцы пикапов, мотороллеров, моторикш, тракторов и тачек стекались со всей округи, чтобы прикупить коровьих экскрементов для удобрения полей, садов, теплиц и так далее. Он запрашивал всего два евро за центнер, поэтому быстро избавился от запасов навоза, с некоторым удовлетворением обнаружив, что навоз берут даже охотнее, чем молоко. Вот вам и дерьмовая идея! Обладая врождённой деловой хваткой, он всегда шёл до конца: так или этак, мытьём или катанием, но дожмёт обязательно. И до сих пор победа всегда оставалась за ним.

Но однажды он снова увидел тот же взгляд, что у давешнего мальчишки, – у старушки, пришедшей попросить немного навоза. И нужно-то ей было совсем чуть-чуть – так, пару грядок в огороде подсыпать. Поработав в молодости разносчицей, она и в шестьдесят по-прежнему носила за плечами корзину. Правда, платить за навоз она не хотела, в чём сразу и призналась.

– Деньжат у меня кот наплакал, может, сделаете мне подарок, а?

– Я товар задарма не раздаю, – ответил торговец.

– Так это ж не товар, это навоз! – возмутилась старушка.

Но тот был непреклонен:

– Раз я его продаю, он должен быть оплачен. Вот вещь, вот цена, и эту цену придётся заплатить.

Старушка вскинула голову, и взгляд этой морщинистой, много повидавшей женщины заставил его опустить глаза.

– Позор Вам! – воскликнула она. – Ведь это самая суть, начало и конец жизни! Разве можно за неё брать деньги? Как-то я продала Вам небольшой бриллиант, потому что дошла до полного отчаяния, и пока Вы расплачивались, напевала. Вы этой песни не знаете, а автор уже умер и не поёт её больше. Но миллионы других – не Вы! – эту песню знают и поют до сих пор, всегда будут петь. Вы же – невежда с короткой памятью, таким деньги давно все воспоминания стёрли. Так что повторяю: «Из бриллиантов ничего не родится, а в навозе растут цветы». Как можно платить за то, из чего растут цветы? Стыдно!