Двадцать веселых рассказов и один грустный - [24]

С этими словами она загрузила полную корзину навоза и побрела прочь.

На следующий день я ехал той же дорогой и снова увидел рекламный щит. Но вот надпись на нем изменилась. Теперь она гласила: «Раздаю навоз».

Эти слова расположились на самом виду, прямо в центре квадрата. Бывший мороженщик встал на путь исправления.

13 Ручной тормоз

Как я уже упоминал, помимо вина Олимпио Риве нравились женщины: женщины непостоянные, меркантильные, которых не нужно завоёвывать или, того хуже, постоянно уверять в своей любви; женщины трущоб, дорожных обочин, заброшенных ферм, тёмных закоулков, тенистых садов и задних сидений машин – в общем, Олли предпочитал проституток и часто пользовался их услугами. Едва заполучив деньжат, он покидал деревню и первым же автобусом, а то и автостопом направлялся в бордель, которых знал множество. Он изучил их в совершенстве, один за другим, как грибник изучает грибные места, и навещал методично и регулярно. В регионе не осталось ни единого заведения, предлагающего секс за деньги, которое он бы не посетил. Иногда, хотя и очень редко, он менял область своих поисков, перемещаясь в Венето, столь же близкий, но менее изученный, а потому чреватый неудачами и потерей времени. Путешествовал Олли как правило в одиночку, за дополнительную плату занимая места, предназначенные для депутатов, едущих по служебной надобности, но если случалось выпить, смущение его проходило, и он не брезговал случайной компанией секс-браконьеров вроде него самого.

Нормальные отношения с женщинами Олли завязывал трудно: он был застенчив, неуклюж, далеко не Адонис, с отвисшим брюхом, да и вообще далёк от спортзала. Кроме того, он имел обыкновение закладывать за воротник, что не слишком-то хорошо влияет на матримониальные планы. Но причина отсутствия у него постоянной любовной связи крылась вовсе не здесь. Главной проблемой в этом вопросе являлась мать. Незадачливому отпрыску женщины, чья непоколебимость компенсировалась лишь верой, столь радикальной, сколь и беспощадной, думать о девушках не полагалось: в его жизнь они попросту не допускались. Будь её воля, Олимпио вовсе не выходил бы из дому, а до скончания веков прятался за мамашиной юбкой, словно цыплёнок за курицей. Эта церберша и слышать не хотела о каких-то там женщинах. Без сомнения, все они – злобные ведьмы и развратницы, только и мечтающие совратить её обожаемого сыночка. Так вот, пусть лучше держатся от него подальше! Пока Олли был молод и чуть более привлекателен, а главное, ещё не начал пить, ему случалось встречаться с девушками, имевшими на его счёт серьёзные намерения. Однако, от них пришлось отделаться – так собака стряхивает воду с шерсти после купания. Не исключено, впрочем, что при виде будущей свекрови они сбегали сами: по правде сказать, синьора денно и нощно следила за каждой, всё контролировала и всё за них решала, а частенько и попросту шпионила.

– Эта – нет, эта – ни в коем случае, эта – шлюха, эта не имеет понятия о чести, эта – дочь шлюхи, и бабка её давала всем подряд, эта вовсе никуда не годится... Вон! Все вон!

Какое счастье, что она находила утешение в вере! Убеждённая и истово верующая католичка – это настоящая катастрофа! Олимпио, несмотря ни на что, души в матери не чаял – и в то же время всем сердцем её ненавидел. А также до смерти боялся, поскольку по натуре был маменькиным сынком. Он старался как можно меньше ранить её чувства, но, согласитесь, иногда всё-таки хочется потешить плоть жирным окороком, особенно если привык обедать в одиночестве и всухомятку.

Как-то вечером дружеская компания в составе, если быть точным, трёх человек пригласила Олли в Удине, чтобы поразвлечься с доступными женщинами – доступными, впрочем, для них, но не для него, поскольку у Олли не было ни лиры. А когда в кошельке пусто, доступность превращается в труднодоступность.

– Мы за тебя заплатим, – с обычным высокомерием заявил Остелио Хвост.

– Тогда поехали, – ответил Олимпио, масляно блеснув хитрыми глазками. – Что за вопрос, раз ты платишь?

Хвост сел за руль своего знаменитого Simca 1000. Олимпио расположился на переднем сиденье, а задние оккупировали два пятидесятилетних пастуха из Валь-Мистроны. Олли так отчаянно трусил, что ни разу не открыл рта, даже не спросив, зачем они едут через какое-то овечье пастбище, а не прямиком к жидкой шеренге несчастных созданий, вынужденных торговать своим телом. Но четверо в машине хорошо знали часы работы доступных дам и так рассчитали время, чтобы иметь возможность по дороге останавливаться в различных остериях. В те дни можно было вести машину даже мертвецки пьяным, это с появлением алкотестеров халява прекратилась, хотя риск и тогда, и сейчас состоял лишь в одном: расквасить себе нос. В Диньяно они притормозили у Рико, где пропустили по стаканчику. Олли начало укачивать, но ясность ума он пока сохранял. Ещё разок остановившись у остерии «Там, у Морета» компания наконец прибыла на выбранное для разгула место в дальнем пригороде Удине, сразу за последними домами – словно на краю большой поляны. Это была чуть мрачноватая, совершенно безлюдная автостоянка вдоль идущего несколько под уклон шоссе, в верхней точке которой, у бетонной стены, их ожидал «мерседес»-универсал проститутки, дорого одетой дамы лет пятидесяти, непривлекательной, слегка помятой и до крайности вульгарной – идеальный тип женщины, чтобы удовлетворить четырёх простаков, плывущих по течению сексуального потока. Будучи завсегдатаями, они хорошо её знали и могли чётко выразить свои желания, не теряясь в присутствии красоток. У этих четверых там, в машине, и без того хватало проблем, а в области комплексов касательно секса они были поистине миллиардерами, так что проституток выбирали на излёте карьеры: уродливых, потасканных и старых. С такими приходишь к завершению легко, с красотками же того и гляди окажешься в ступоре от неуверенности и прочих сдерживающих факторов. При виде красотки у мужчин захватывает дух, но их хозяйство съёживается и повисает, что твой слизняк. А надо сказать, когда у тех двоих из Валь-Мистроны случались осечки, они становились буйными – им вообще ни на йоту не стоило доверять. Сексуальные неудачи пробуждали в них склонность к насилию и жестокости: красотку запросто могли придушить. А со старыми, уродливыми продажными женщинами осечек не случалось – должно быть, с ними парни чувствовали себя на равных.