Двадцать минут на Манхэттене - [85]
Для того чтобы пользоваться кнопкой «закрыть дверь», однако, нужно соблюдать определенные моральные принципы – как и для того, чтобы пользоваться кнопкой «открыть дверь». Вопрос здесь в том, до какой степени человек, пытающийся поймать отходящий лифт, может злоупотреблять правом тех, кто уже вошел и ждет отправки. Я пользуюсь «правилом ускорения» и нажимаю кнопку «стоп», когда вижу, как кто-то, пересекая лобби, переходит на бег или хотя бы прибавляет шагу, – и не делаю этого, если не замечаю признаков ускорения. В конце концов, это дело того, кто приближается – успеет ли он протянуть руку. Конечно, если кто-то кричит: «Придержите дверь, пожалуйста!» – я чувствую себя обязанным нажать на кнопку. Если успею достаточно быстро среагировать. Порою это просто неловкие театральные символические жесты, когда кто-то умудряется просунуть руку в дверь раньше, чем я успеваю нажать на кнопку. И еще мне кажется, что удерживание дверей заслуживает благодарности, хотя бы кивка.
Мы все обладаем правом не тратить свое время впустую – и это налагает на нас обратное обязательство не тратить впустую чье-то время. «Драма лифта» – это вопрос альтруизма, но те же самые соображения экономии следует применять к другим проявлениям растраты времени – когда нас держат на телефонной линии, заставляют выстраиваться в бессмысленную очередь, когда нас отфутболивают чиновники и т. д. Те же принципы воспроизводятся в пространственном измерении, включающем в себя и время, и движение. Неспешная прогулка по узкому тротуару троих людей в ряд, например, часто вынуждает спешащих пешеходов, оказавшихся сзади, громко прочищать горло и даже говорить «Извините!». Конфликт между правом идти по тротуару в определенной пространственной конфигурации и правом идти с определенной скоростью – обычная почва для общественных отношений. Что здесь важно (и тут я снова вспоминаю об Индии) – переговоры и готовность к ним каждой стороны. Точно так же, как все должны уважать право семьи наслаждаться прогулкой, выстроившись в ряд на тротуаре, так же и сами гуляющие должны думать о тех, кто может оказаться сзади. Цивилизованность в городе часто проявляется в предоставлении этой самой почвы под ногами – и ее размер может быть самым микроскопическим.
Если лифт в доме 145 по Хадсон-стрит навевает фрейдистские мысли, в доме 180 по Варик-стрит они становятся более павловскими. Мне пришлось выучиться лифтовым фокусам наподобие дрессированной обезьяны. И, добравшись до орешка знаний, я готов щеголять ими при первой возможности. Лифтовые указатели в лобби дома 145 имели форму линейки, в которой номер каждого этажа подсвечивался в отдельной ячейке. Горизонтальное движение подсвеченных номеров на стене перед лифтом вступало понятным и радующим аналогом вертикального движения самого лифта. В доме 180 указатели оказались «цифровыми»: они показывали лишь номер этажа, на котором стоит кабина или мимо которого проходит в данный момент. Но три цифровых окошка дома 180 предоставляли возможность позабавиться, как в игровом автомате. Для входящего в лобби в качестве джекпота выступало тройное L (Lobby) – знак того, что все три лифта стоят прямо здесь. А значит, можно позволить себе роскошь никуда не спешить, не ждать и ехать в гордом одиночестве. Я выучил, что лифты настроены так, что отправляются в последовательности слева направо, и испытывал нездоровое удовлетворение от того, что мог встать перед той дверью, которая сейчас откроется: что-то вроде игры в наперстки.
В другую похожую игру, «лифтовую рулетку», можно сыграть, когда толпа ждет лифтов внизу. Цель игры, как обычно, – прибыть на свой этаж (в моем случае – девятый из семнадцати) как можно с меньшим количеством остановок и как можно в меньшей компании. Когда лифты спускаются, толпа в лобби быстро перетекает к тому, который, похоже, прибудет первым. Это непростое вычисление, поскольку скорость зависит от количества людей, ждущих на разных этажах, и может меняться: тот, который спускается быстрее, бывает, притормаживает, чтобы собрать всех желающих. Трюк в том, чтобы понять последовательность и время прибытия второго и третьего лифтов. Это позволяет немного отпрянуть (коварно внушив остальным, что ты выходишь из игры) – и «сорвать банк», шагнув прямо в открывающийся лифт, и отправиться в гордом одиночестве прямиком на свой этаж, проводив глазами переполненный лифт, стартовавший мгновением раньше. Да здравствует второй номер.
В доме 180 есть еще такой дополнительный нюанс. Здание битком набито архитекторами, и мы все – завистливые и сплетничающие интриганы. Из чего следует, что вокруг полно людей, с которыми я особо не хотел бы встречаться (хотя много и других, которым я охотно продемонстрировал бы свое искусство раннего прибытия или позднего старта – или просто с удовольствием обменялся бы приветствиями). Совместная неволя лифта усугубляет положение. В противоположность улице, позволяющей избежать нежелательной встречи разными способами: отвести глаза, «не заметить», перейти на противоположную сторону улицы, лифт – это настоящая «камера Кинера», приспособление для выработки условных рефлексов, в котором проверяются границы нашего безразличия.
В этой работе мы познакомим читателя с рядом поучительных приемов разведки в прошлом, особенно с современными приемами иностранных разведок и их троцкистско-бухаринской агентуры.Об автореЛеонид Михайлович Заковский (настоящее имя Генрих Эрнестович Штубис, латыш. Henriks Štubis, 1894 — 29 августа 1938) — деятель советских органов госбезопасности, комиссар государственной безопасности 1 ранга.В марте 1938 года был снят с поста начальника Московского управления НКВД и назначен начальником треста Камлесосплав.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Как в конце XX века мог рухнуть великий Советский Союз, до сих пор, спустя полтора десятка лет, не укладывается в головах ни ярых русофобов, ни патриотов. Но предчувствия, что стране грозит катастрофа, появились еще в 60–70-е годы. Уже тогда разгорались нешуточные баталии прежде всего в литературной среде – между многочисленными либералами, в основном евреями, и горсткой государственников. На гребне той борьбы были наши замечательные писатели, художники, ученые, артисты. Многих из них уже нет, но и сейчас в строю Михаил Лобанов, Юрий Бондарев, Михаил Алексеев, Василий Белов, Валентин Распутин, Сергей Семанов… В этом ряду поэт и публицист Станислав Куняев.
Статья посвящена положению словаков в Австро-Венгерской империи, и расстрелу в октябре 1907 года, жандармами, местных жителей в словацком селении Чернова близ Ружомберока…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.