Двадцать минут на Манхэттене - [77]

Городские архитекторы хорошо знают, как работает экспертный совет, дающий добро на постройку, и почти никогда не пытаются протолкнуть что-то, выходящее за границы его возможностей. Можно считать, что этот совет всегда предпочитает просто идти по иконографическому и композиционному опросному листу. Выстраиваются ли карнизы в линию с другими домами? Соответствует ли им используемый строительный материал? Имеют ли окна пропорции и отделку, похожие на XIX век? Это ведь гораздо проще, чем играть с красотой контрастов, противоречий, усовершенствований или просто с оригинальностью. Возможно, это неизбежное последствие решения зафиксировать формы и пространства в точке наивысшего расцвета (в ботаническом смысле) – консерватизм становится единственным пунктом повестки дня для всех, заходящих на эту «лужайку». Проблема в том, что самые легкодоступные формы соглашения приобретают вид консенсуса по умолчанию, над которым никто более не задумывается. Такова грустная особенность расцвета.

Идея поэтапного развития некогда была центральной для ортодоксального марксизма. Бессчетное количество часов – и жизней – оказалось потрачено на теоретические изыскания возможности перескочить через одну или две стадии на пути к нирване равных возможностей, предвкушаемой вслед за отменой государства. Хотя Трайбека не то чтобы полностью перескочила одну стадию на пути из рабочего района в рай для яппи, ей удалось проскочить ее очень быстро благодаря одному из классических приемов джентрификации: напустить маргинальное сообщество художников, чтобы те, как в Сохо, подготовили почву для прихода юристов и арбитражных адвокатов.

Трайбека прошла джентрификацию уже после того, как эта модель оказалась опробована по соседству. Подобная задержка связана с тем, что отсюда относительно поздно съехали продуктовые оптовые рынки, с тем, что здесь наблюдается большее разнообразие типов домов, и с тем, что здесь продолжают функционировать очень устойчивые и долгоживущие организации – государственные учреждения, большое количество типографий и печатных салонов, а также определяется более тесными общими связями с государственной и коммерческой деятельностью Нижнего Манхэттена. Этот район некогда выступал своего рода расширением Даунтауна, продолжающимся по Гудзон-стрит и Варик-стрит, заставленными на много блоков большими лофтовыми зданиями, выросшими здесь в бурные годы, предшествовавшие биржевому краху 1929 года.

Один из последних остающихся свободными пятачков Трайбеки – небольшая парковка на углу Бич-стрит. Здесь я почти всегда резко поворачивал направо, к южной кромке Хадсон-сквер, и дальше – к моей мастерской на Хадсон-стрит. Однажды летом это место заполонили плотники, спешно возводившие два старомодных дома. Тот, что побольше, казался кирпичным лофтовым зданием с чугунным фасадом рубежа XIX–XX веков. А рядом с ним строили маленький домик, выглядевший на три четверти века старше. На его цокольном этаже помещалась кафешка, отчаянно косившая под еще одну эпоху. Вся работа заняла недели две.

Кому, спрашивается, кроме Голливуда, могло это понадобиться? Неделями квартал наводняли листки, в которых описывалась предстоящая съемка, приносились извинения за доставленные неудобства и, в общем, местным жителям объяснялось, как это здорово – иметь под боком съемочную площадку. Еще бы не здорово! Толпы сценографов добивались от фанерных листов видимости правдоподобия; вечером привезли оборудование для создания дождя, которое заполонило Франклин-стрит; наутро мы могли лицезреть Бриджит Фонду, пьющую в Bubby’s капучино с Харви Кейтелем (давнишним местным жителем, уже нам примелькавшимся).

Флаер объяснял, что все это значит. Главной съемочной площадкой фильма была та самая кафешка. Именно здесь, по сценарию, происходит случайный разговор полицейского с официанткой, который и становится отправной точкой сюжета. Если верить этому летучему листку, ассистенты режиссера облазили весь Нью-Йорк в поисках правильного кафе, в котором все это должно происходить. Пересмотрев сотни таких заведений, уверял флаер, они не нашли ни единого, полностью удовлетворяющего их запросам «аутентичности», после чего было принято решение создать симулякр – выдумку, более реальную, чем любая возможная реальность. Хотя Трайбеку, как правило, очаровывают эти обманы, порою съемки возбуждают враждебность. Нелегко было наблюдать за воссозданием «аутентичной» ветхой многоэтажки (стоимостью в миллионы долларов) в относительно заброшенном в то время районе Нижнего Ист-Сайда для съемок фильма «Батарейки не прилагаются» (1987), в котором Хьюм Кронин и Джессика Тэнди принимают в гости крохотных инопланетян. Стивен Спилберг, продюсер этой картины, силен в фантастике, но не в метафорике: его инопланетяне не олицетворяли иммигрантов или застройщиков.[101]

Столь живописные фантазии не появляются из ниоткуда. Достаточно пройтись по району, чтобы увидеть архитектурные источники вдохновения сценографов – включая лофт, чей фасад был так элегантно уменьшен, и маленький старый домик по диагонали от места съемки, воспроизведенный, как зеркальное отражение себя самого. Конечно, подобное отзеркаливание встречается в культуре повсеместно, но на этот раз в нем было что-то жуткое. Надо еще поискать более наглядное воплощение опыта архитектурного постмодернизма, чем это поддающееся измерению пространство между декорацией и ее источником, подкопченной паяльной лампой фанерой «под кирпич» и обветренной подлинностью кирпичей, изображающих самих себя.