Двадцать минут на Манхэттене - [75]

Городская номенклатура не впервые появляется в автомобильной промышленности. «Крайслер Нью-Йоркер» и «Бьюик Парк Авеню» – символы лимузинной роскоши и изысканности; «Понтиак Паризьен» намекает на игривость и стильность, предполагаемую женственность, которой отличается водитель (-ницы), и, очевидно, такое название призвано приглушить избыточную связь с топочущими бизонами, грозными силами природы, покоренными индейцами – и покупателями-мужчинами.[95] Но Трайбека?! Впрочем, почему бы и нет? Это слово прозрачно намекает на деньги, лоск, россыпь конфиденциальных сведений, на джентрификацию саму по себе: движение вниз по Манхэттену как квинтэссенция продвижения (на четырех колесах) вверх по социальной лестнице. Жду не дождусь повстречать первый «Субару Трайбека», чтобы крикнуть водителю: «Козе-е-ел!»

Город не чужд этой игре «как вы яхту назовете…». Разделы газет, посвященные недвижимости, изощряются в создании и перемещении этих имен-мест, пытаясь набить цену за счет ауры названия. Так Нижний Ист-Сайд стал Ист-Виллидж, Грамерси-парк расползся на много блоков вокруг этого скромного клочка зелени. Последний полет фантазии одарил нас такими названиями, как Нолита, СоБро, Дамбо и СоХелл,[96] а страницы недвижимости «Сандей Таймс» стали подлинным атласом этих географических открытий. Словечко «прилегающий» превратилось в средство искусного растяжения ауры, позволяющее раскатывать границы ценной территории немного дальше в направлении периферии – ныне безымянной или же (обычная история) такой, чью изначальную идентификацию следует заменить.

Мастерская в Трайбеке, которую я снимал шестнадцать лет, выходила (обратите внимание на прошедшее время – я уже три года как оттуда съехал) на место, бывшее некогда, в начале XIX века, одной из первоклассных жилых площадей. Подобно Вашингтон-сквер, Хадсон-сквер моделировалась по лондонскому образцу и относилась к владениям Тринити-чёрч, церкви Святой Троицы. В то время они простирались далеко на север, аж до нынешнего Рокфеллер-центра, но и по сей день эта церковь остается одним из крупнейших собственников округи. Не располагая более недвижимостью непосредственно на бывшей площади Хадсон-сквер, «Тринити Реал Истейт», управляющая компания церкви, снова в маркетинговых целях пустила в оборот это название – единственное, связывающее ее недвижимость с местом и с его духом.

Церковь Троицы существует давно (освящена в 1697 году) – и так же давно заигрывает с Мамоной. Историческое церковное здание, возведенное великим Ричардом Апджоном в 1846 году (это уже третье здание – два предыдущих погибли в пожаре и в метели), стоит прямо на бровке Уолл-стрит, и его мрачная готическая башня выступает прекрасным символом того протестантского менталитета, который Макс Вебер воспевал как необходимую этическую предпосылку, дающую возможность расцвести духу капитала, столь откровенно явленному на улице, отходящей вниз от церкви. Ее неф и прилегающее кладбище издавна оказывали радушный прием капитанам промышленности, потому что церковь Святой Троицы, подобно другим религиозным институциям города, с самого начала жирела на играх с недвижимостью, проявляя при этом упорство, вгонявшее в краску многих светских конкурентов.

Центр интересов холдинга Святой Троицы – территория вдоль Канал-стрит и несколько блоков к северу от него, в основном к востоку от Варик-стрит. Прямо посередине этого участка – остатки площади, но теперь это не более чем пространство, организованное таким образом, чтобы направлять автомобили, прибывающие с разных сторон, в устье тоннеля Холланда. Когда я попытался несколько лет назад пересечь его пешком, полисмен, регулировавший движение медленно ползущих автомобилей, остановил меня словами, что в этом месте переходить улицу запрещено. Так что тротуар с одной стороны этой «площади», похоже, не более чем ностальгическое украшение. Еще здесь стоит небольшая греческая православная церковь, с сократившейся, но активной общиной, обреченная на слом ради какого-то более высокого предназначения (и строения).[97]

Настоящая (бывшая) Хадсон-сквер – это большее пространство к югу от Канал-стрит, тоже приспособленное для автомобильных нужд и служащее для распределения машин, выныривающих из тоннеля Холланда, по разным румбам городского компаса. Ее тоже невозможно пересечь (разве только вы сильны духом или под сильным градусом), а недавно Портовая администрация[98] провела здесь реконструкцию, в результате которой исчезла аллея, одна из самых больших в Нижнем Манхэттене, и появилось много нового заасфальтированного места. Целью подобного обновления было провозглашено улучшение ситуации с пробками, но ощутимого эффекта оно не возымело – дымящие легковушки и фуры все так же день-деньской стоят здесь в очередях на въезд в тоннель и на выезд из него. Окружают это «улучшенное» место несколько нелепых скамеек (с одного бока) и фонарей, отдаленно стилизованных «под старину».[99]

Годами озирая это пространство сверху из окна моего кабинета, я чертил в уме самые фантастические планы его благоустройства, все – направленные на то, чтобы вернуть его в обращение местного сообщества, людей, приходящих сюда на своих двоих, но оттесненных ныне автомобилями. Опять-таки здесь могут быть разные договоренности. В некоторых из моих мысленных схем люди и автомобили делили парк между собой. Ведь для того, чтобы вернуть людям южную оконечность этого пространства, достаточно было бы слегка скорректировать траектории дорожного движения и немного поэкспериментировать с улицами с односторонним движением.