Двадцать минут на Манхэттене - [62]

они предлагают сеточный план, тесно составленные дома с портиками, а вместо торгового центра – городской центр. Но содержащий те же самые магазины.

Несмотря на то что на поверхностный взгляд такие застройщики в точности следуют заповедям Джейкобс, в действительности то, что они делают, – полная противоположность им. Подобные места, с их стилистическим единообразием, наложенными ограничениями и ассоциациями домовладельцев, – бастионы на пути разнообразия. Вооруженные против любой случайности, они в точности как те «оторванные от почвы города-сады», к которым Джейкобс питала такое отвращение. В своем первом шедевре, «Жизнь и смерть больших американских городов», Джейкобс выдвинула знаменитое утверждение: «Город – это не произведение искусства». Под этим она не подразумевала, что город не должен быть красивым, что проекты его украшения должны быть отложены. Напротив – она осуждала модернизм за ограниченность изобразительных средств и источников вдохновения и, шире, за убеждение, что город может быть сведен к какому-либо набору практик и техник – изучения, конструирования или участия. Конечно, Джейкобс роскошествовала в сложной и благодатной хореографии жизни своего блока, которую, без сомнения, можно посчитать урбанистической формой искусства, но «ее» город выступал также ареной острой конфронтации. Когда Джейкобс выхватывала микрофон или билась за дополнительное время на городских слушаниях, она прекрасно осознавала, что это тоже часть общего танца, часть никогда не прекращающейся борьбы, которая сама по себе – самая суть природы хорошего города. Это борьба за разнообразие, борьба за самоорганизацию.

Сохо

Пересекая Хаустон-стрит, Ла-Гуардия-плейс становится Западным Бродвеем, главной улицей Сохо, – аббревиатурой, образованной от South of Houston, «к югу от Хаустон-стрит», но с отчетливой отсылкой к Лондону.[85] История Сохо наверняка вам знакома, хотя, может быть, не в нью-йоркской версии, а в каком-нибудь местном похожем варианте. Сохо – это «ребенок с плаката», образцовая рекламная картинка джентрификации, место, прошедшее путь от полузаброшенного состояния через жестокую витальность к вершинам «трендовости» (со своими собственными представлениями о культурной «заброшенности») с невероятной скоростью.

С севера Сохо ограничен Хаустон-стрит, с востока – Бродвеем, с юга – Канал-стрит и Шестой авеню – с запада. Западный Бродвей (еще есть Восточный, в Чайна-тауне) – его главная магистраль. Кроме того, он выступает разделительной линией, отделяющей одну от другой две разные морфологические схемы, характеризующие квартал. К западу он всегда оставался жилым районом, амальгамой многоквартирных и частных домов, в течение долго времени – преимущественно итальянских, и остатки этой общины по-прежнему заметны у церкви Святого Антония и прилегающего монастыря. Легендарная пекарня «Везувий» (Vesuvio Bakery) пала жертвой недавнего повышения арендной платы, но ряд ключевых магазинов продолжает существовать, включая «Молочную лавку Джо» (Joe’s Dairy), продолжающую каждый день предлагать нежнейшую моцареллу. Эта часть квартала продолжается по другую сторону Хаустон-стрит, в Виллидж. На всю территорию имел виды Роберт Мозес во время схваток в 1960-е.

Известное количество исконных обитателей Сохо продолжают населять его многоквартирные дома благодаря законам об арендной плате. Но, поскольку моложе они не становятся, их присутствие постепенно уменьшается, а их место занимают деятели с Уолл-стрит и кинозвезды. Признак упадка Даунтауна – публикация «карты кинозвезд», согласно которой их тут чуть ли не больше, чем в Беверли-Хиллз. Я часто вижу знаменитостей на улице (а недавно уселся на сиденье унитаза, хранящее еще тепло задницы Калисты Флокхарт). Хотя роль прямого экономического участия «людей старого времени» в жизни квартала катастрофически уменьшается, они продолжают играть свою роль в привлечении туристов. Из них формируются кадры уличных гуляк, скамеечных сидельцев и зевак, выглядывающих из окон – модели социального поведения, воспетые Джейн Джейкобс. Их культурное наследие – регулярные визиты в церковь, общие привычки и воспоминания о рабочей молодости. Эти жители обладают более объемным и более привязанным к месту букетом привычек, чем их наследники-«бобо»,[86] кое-что у них, однако же, перенявшие. До своего закрытия в начале 2012 года «Одджис» (Auggie’s), мое любимое в течение многих лет кафе для чашки капучино на середине пути, оставалось местом встречи старых жителей Сохо с новыми – связь, укрепляемая осознанием того факта, что немалое число «новых» теперь уже проживают здесь тридцать лет и помнят те дни, когда они сами были здесь в меньшинстве.

Часть Сохо, лежащая по другую сторону Западного Бродвея, отличается бо́льшим своеобразием. Речь идет о двадцати блоках так называемого чугунного Бродвея. На рубеже XIX–XX веков это был промышленный район, и его возведение (и характер) совпало с широким распространением технической инновации второй половины XIX века – фасадов и колонн из литого чугуна. По структурным соображениям – литой чугун хорошо работает на сжатие, но плохо на растяжение – дома в этих блоках, как правило, построены из смешанных материалов, с боковыми стенами из кирпича и деревянными балками и полами. Чугунная технология позволяла не только отливать превосходные украшения, но и делать фасады чрезвычайно легкими и вставлять в них очень широкие окна. Еще в этих домах множество отличных образчиков знаменитых сквозных лестничных маршей. Практически полностью оставленные промышленниками, лофты были открыты в 50-е годы художниками, которые прибрали к рукам эти просторные свободные помещения – никого более не интересующие и потому относительно недорогие в аренде. За относительно краткий период артистическое сообщество расцвело во всей своей маргинальной и эфемерной красе в этой физической и экономической нише. Конечно, их объединяли культурные и поколенческие связи, а еще – азарт первопроходцев и быстро возникшее «осадное положение», спровоцированное тем, что их статус в общем-то был нелегальным (в то время данная часть Сохо не была зонирована для жилья). Позднее, когда жительство в лофтах все-таки признали законным и район начал расцветать, художников объединило сопротивление пришедшим сюда риелторам.