Двадцать минут на Манхэттене - [52]

Один из критериев при выборе маршрута, особенно важный летом, – возможность шагать в теньке. Поскольку в ходе моей утренней прогулки я двигаюсь на юг, тень, отбрасываемая зданиями (напомним, чрезвычайно невысокими) на восточную сторону улицы, исчезает уже рано утром. А значит, до предвечерних часов, когда принимаются за дело здания с западной стороны, тень на улице создают лишь деревья, распустившие свои кроны прямо над головами прохожих. Удручающе неравномерное распределение деревьев по городу, особенно их отсутствие на основных авеню, требует тщательности при разработке маршрута.

Из-за городской реновации и аномальных размеров муниципальной собственности на широкой полосе земли вдоль восточной стороны Ла-Гуардиа-плейс, здания между Западной 3-й улицей и Хаустон-стрит убраны далеко вглубь с улицы. Пространство между ними было отведено ландшафтному дизайну и по прошествии лет стало совершенно зеленым. Вдоль восточной кромки тянется торговая полоса – непрерывный одноэтажный стилобат с магазинчиками и ресторанами, а также, в соседнем здании, отдельно стоящий супермаркет – большая редкость в городе, и сейчас к нему тоже тянет руки Нью-Йоркский университет. Сама восточная сторона Ла-Гуардии поделена на два суперблока, заменивших находившиеся здесь некогда девять обычных городских блоков, кусочек модернистской Бразилиа в сердце Нью-Йорка XIX века.

Летом температура вдоль этой зеленой полосы, образцового фрагмента «озелененной улицы», всегда немного ниже, чем на окружающих улицах. Зеленые насаждения, включающие в себя в одном блоке плотный плющ, а в другом – еще и квадраты общественного сада и «Пейзаж со временем» Алана Сонфиста, – прекрасное произведение искусства, ставящее своей задачей воспроизвести на небольшом участке нетронутый ландшафт, каким он был до прибытия белых поселенцев. Это произведение занимает значительную часть поверхности и очень способствует созданию благоприятной атмосферы. Оно даже испускает редкий и освежающий аромат. В нем с помощью малых архитектурных форм на протяжении вытянутого «линейного» ландшафта создается ландшафт искусственный, рельефный, способный частично выполнять даже функцию парка. В городе немало таких линейных ландшафтов, большей частью достаточно хорошо оформленных. Один из важнейших – парк Сары Д. Рузвельт,[71] разбитый на месте блока между Крайсти-стрит и Форсайт-стрит, на Нижнем Ист-сайде, соединяющий Хаустон-стрит с Канал-стрит.

Проект «Крайсти-Форсайт» возник в результате сноса жилых блоков между двумя упомянутыми улицами. Это классический мозесовский проект, один из тех – наряду с сотнями прекрасных парков, детских площадок, пляжей и 600 тысяч квартир, – что делает наследие Роберта Мозеса неоднозначным. «Крайсти-Форсайт» восходит к тем дням и к тому ощущению, когда модернистские идеи о создании «зеленых легких» города и избавлении от скученности путем тотального сноса трущоб принимались как должное. И впрямь, реализованная городская реновация к югу от Вашингтон-сквер, зеленые пространства между домами, зеленые полоски вдоль бордюров – последний вздох проекта городской реновации в своем классическом, незамутненном воплощении.

Вообще, в этой части города есть нечто особенно приятное. И это – высвобождение из нескончаемой сеточной конструкции. В Нью-Йорке найдется немало мест, в которых милосердная логика «проектов по расчистке трущоб» просто напрашивается – и имела бы смысл. Взглянув из сердцевины Нижнего Ист-сайда, ставшего ныне объектом беспощадной, зубодробительной джентрификации, в сторону Даунтауна, на юг, можно сквозь улицы, на которых теснятся душные ночлежки, разглядеть превосходные жилые проекты, возведенные профсоюзами, и понять желание заменить нездоровые, плохо содержащиеся, перенаселенные трущобы щедро отмеренными и добротно выстроенными сооружениями, способными принимать солнечный свет и дуновение ветерка, а также интегрировать в них зеленые насаждения.

К сожалению, модели реконструкции были восприняты слишком буквально и были слишком ограничены идеей «игры с нулевой суммой»: сколько в одном месте прибудет, столько в другом убудет. Но, похоже, история города породила особую аутентичность, свой genius loci. Он реализовался через формальную гибридность, ставшую результатом длящейся столетие борьбы за первенство разных парадигм реновации, а также следствием того простого факта, что грифельную доску дочиста никогда не смоешь. Уникальный характер Нью-Йорка – продукт целой серии соположенных элементов, создающих непрерывную картину города, – города уличных домов и домов-башен в парках, города непрерывных стен и отдельно стоящих домов и т. д. Но все эти элементы распределены по городу как меньшие или большие фрагменты более важного целого. Будущее города заключается не в «протаскивании» следующей великой идеи через весь город, а во внятном артикулировании и ясном выражении разности уже существующих идей.

Череда пространств от Вашингтон-сквер до Ла-Гуардиа-плейс может служить напоминанием, что общественное пространство – это нечто досягаемое в равной степени физически и идеологически, скорее продолжение, нежели отрицание улицы. Подобное уточнение дает представление о коллективных намерениях и амбициях, равно как и намерении правительства их знать и охранять. К сожалению, историческая амбивалентность того, что относится к публичной сфере, вместе с навязшей на зубах мантрой, что обязательства перед частными лицами превыше всего, заставили увянуть идеологию распределенной ответственности и коллективной гармонии. Это увядание нашло свое выражение и в компромиссных гибридных соглашениях, подталкивающих даже весьма здравомыслящие институции к коварным «сбалансированным действиям». Что подразумевает: в утилитарных решениях «большее добро» всегда неизбежно сопровождается каким-нибудь «меньшим злом».