Двадцать минут на Манхэттене - [47]

Шрифт
Интервал

Через несколько недель, однако, власти заключили, что подобное преобразование не соответствует выданному разрешению, и удалили все картинки, вернув площади ее привычное значение. Конечно, мало кто рассчитывал, что сотни тысяч фотокопированных изображений, оклеивших город, могут оказаться чем-то бо́льшим, чем нечто временное, они явили собой спонтанное выражение чувств стихийного, но эффективно сорганизованного сообщества, причем выражение чувств необыкновенной силы. То, что развешивание этих изображений технически нарушало закон, не имело никакого значения по сравнению с их огромной важностью – та же формула, которая оправдывает «выламывающуюся из правил» ценность многих других публичных речей, сколь бы тривиальными они ни были. Эти изображения – не продукт какого-то одного дизайнера, и этот артефакт, выросший вне обычного контроля со стороны собственника, преобразил площадь. Помпезные, перегруженные и «принижающие» формы официозного поминовения бледнеют по сравнению с ними, кажутся абстрактными до банальности.

В определенных обстоятельствах, однако, абстракция может нести очень точное пространственное значение. В 1985 году город столкнулся с неоднозначностью, касающейся художественного использования общественного пространства, что привело к ожесточенным спорам относительно значения слова «абстракция». Пространство, о котором идет речь, – кусок государственной собственности, плаза между зданием суда и необыкновенно уродливым федеральным офисным зданием в нижнем Манхэттене. Несколькими годами раньше, в рамках программы, предусматривающей размещение произведений искусства в объектах федеральной собственности, художник Ричард Серра был нанят для того, чтобы создать на площади арт-объект. В результате появился объект под названием «Опрокинутая арка» (Tilted Arc) – длинная, изогнутся стена из специально заржавленной кортеновой стали,[69] размещенная вдоль одной стороны площади в 1981 году. Это был типичный Серра, он уже создал и разместил много подобных изогнутых объектов, получивших широкое одобрение, во многих местах, как в США, так и за границей.

Мнения относительно данного объекта сразу же разделились. Кто-то счел его шедевром, другие же нашли его просто ужасным. Пока представители артистического мира в основном выстроились в очередь, чтобы поздравить художника с «Опрокинутой аркой», работники офисов, перед которыми она стояла, содрогались от отвращения. В их числе – федеральный судья, чья ненависть приобрела характер вендетты, так что местный администратор Федеральной службы принял решение убрать спорный объект. Вышел страшный скандал. Обе стороны осыпали друг друга громкими, но малоосмысленными обвинениями. Защитники арт-объекта заявляли, что чиновники ведут себя как филистеры, душащие свободу самовыражения. А еще, напоминали они, правительство само заказало это произведение и имеет контрактное обязательство не уничтожать его. Правительственные служащие вяло отвечали, что никто не собирается уничтожать «Опрокинутую арку» и что они будут счастливы передать ее в какой-нибудь загородный парк скульптур.

Это оказалось толчком к интереснейшей художественной дискуссии. Серра провозглашал, и небезосновательно, что его произведение является сайт-специфичным[70] и перенести его – значит уничтожить. Правительство утверждало обратное. Обе стороны, однако, практически упускали из виду самый важный и потенциально самый трудный момент. Дело не только в том, что множество посетителей – «пользователей» плазы этот арт-объект возмущал сам по себе; дело в том, что он «работал» очень определенным образом, создавая в пространстве площади вполне ощутимый эффект, против которого они и возражали. Во-первых, он очевидным образом блокировал свободный проход через площадь и под зданием суда (которое было вознесено на колонны). Во-вторых, вовлекая площадь в свой замысел, художник вытеснял прочие возможные варианты ее использования: высаживание деревьев, расстановку столиков для пикников, фонтаны и т. д.

Аргумент о привязке к месту был сформулирован в сугубо архитектурных терминах. Серра утверждал, что его скульптура не просто стоит сама по себе; ее задача – изменить способ использования пространства. Серра прибегал к этому аргументу, чтобы объяснить требование местоориентированности. Но, применив его, он тем самым признал аргументы своих оппонентов, утверждавших, что скульптура не просто уродлива, но лишает их возможности пользоваться объектом, являющимся частью нью-йоркской системы общественного пространства. В конечном счете их аргументация сводилась к тому, что публичный доступ к общественному пространству компрометируется тем, что это пространство используется для демонстрации сайт-специфичного произведения искусства. Тезис об усечении общественной функции снимал юридические вопросы. Но не вопросы социальные. Более того, занимая публичное пространство, арт-объект возбуждал вопросы относительно своей общественной значимости, категории, в которой зрительское удовольствие – не более чем одна из составляющих.

Но дело обстояло еще сложнее. Никто и не мечтал о том, чтобы снести воистину ужасное федеральное здание, наносящее куда бо́льший урон визуальному всеобщему благу, чем когда-либо сумел бы нанести Серра. В действительности «Опрокинутая арка» приняла на себя удар за гораздо более серьезный художественный и средовой провал, потому что о присутствии или отсутствии скульптуры можно было спорить, а о здании не поспоришь. Подобная подмена типична для художественного и архитектурного разговора в Нью-Йорке. Критики без конца обсуждают тонкости отделки, но редко затрагивают вопросы использования (скажем, клетушек-«кьюбиклов», порожденных большими этажами) или более широкие вопросы урбанизма. Например, огромное здание, которое должно быть возведено по проекту Ричарда Роджерса в Куинсе у самой кромки воды, чтобы разместить киностудии, офисы, магазины и апартаменты. Оно будет построено в непосредственной близости от чудесного моста Куинсборо, и хотя сама архитектура – превосходный роджерсовский продукт, возведение здания в данном конкретном месте приведет к тому, что вид на мост со стороны Манхэттена изменится навсегда. Как оценить такую потерю?


Рекомендуем почитать
Тайна исчезнувшей субмарины. Записки очевидца спасательной операции АПРК

В книге, написанной на документальной основе, рассказывается о судьбе российских подводных лодок, причина трагической гибели которых и до сегодняшних дней остается тайной.


Об Украине с открытым сердцем. Публицистические и путевые заметки

В своей книге Алла Валько рассказывает о путешествиях по Украине и размышляет о событиях в ней в 2014–2015 годах. В первой части книги автор вспоминает о потрясающем пребывании в Закарпатье в 2010–2011 годы, во второй делится с читателями размышлениями по поводу присоединения Крыма и военных действий на Юго-Востоке, в третьей рассказывает о своём увлекательном путешествии по четырём областям, связанным с именами дорогих ей людей, в четвёртой пишет о деятельности Бориса Немцова в последние два года его жизни в связи с ситуацией в братской стране, в пятой на основе открытых публикаций подводит некоторые итоги прошедших четырёх лет.


Франция, которую вы не знали

Зачитывались в детстве Александром Дюма и Жюлем Верном? Любите французское кино и музыку? Обожаете французскую кухню и вино? Мечтаете хоть краем глаза увидеть Париж, прежде чем умереть? Но готовы ли вы к знакомству со страной ваших грез без лишних восторгов и избитых клише? Какая она, сегодняшняя Франция, и насколько отличается от почтовой открытки с Эйфелевой башней, беретами и аккордеоном? Как жить в стране, где месяцами не ходят поезда из-за забастовок? Как научиться разбираться в тысяче сортов сыра, есть их и не толстеть? Правда ли, что мужья-французы жадные и при разводе отбирают детей? Почему француженки вместо маленьких черных платьев носят дырявые колготки? Что делать, когда дети из школы вместо знаний приносят вшей, а приема у врача нужно ожидать несколько месяцев? Обо всем этом и многом другом вы узнаете из первых рук от Марии Перрье, автора книги и популярного Instagram-блога о жизни в настоящей Франции, @madame_perrier.


Генетическая душа

В этом сочинении я хочу предложить то, что не расходится с верой в существование души и не претит атеистическим воззрениям, которые хоть и являются такой же верой в её отсутствие, но основаны на определённых научных знаниях, а не слепом убеждении. Моя концепция позволяет не просто верить, а изучать душу на научной основе, тем самым максимально приблизиться к изучению бога, независимо от того, теист вы или атеист, ибо если мы созданы по образу и подобию, то, значит, наша душа близка по своему строению к душе бога.


В зоне риска. Интервью 2014-2020

Пережив самопогром 1990-х, наша страна вступила в эпоху информационных войн, продолжающихся по сей день. Прозаик, публицист, драматург и общественный деятель Юрий Поляков – один из немногих, кто честно пишет и высказывается о нашем времени. Не случайно третий сборник, включающий его интервью с 2014 по 2020 гг., носит название «В зоне риска». Именно в зоне риска оказались ныне российское общество и сам институт государственности. Автор уверен: если власть не озаботится ликвидацией чудовищного социального перекоса, то кризис неизбежен.


Разведке сродни

Автор, около 40 лет проработавший собственным корреспондентом центральных газет — «Комсомольской правды», «Советской России», — в публицистических очерках раскрывает роль журналистов, прессы в перестройке общественного мнения и экономики.