Двадцать минут на Манхэттене - [41]

Блочные ассоциации обычно создаются не на основе «прямоугольных» блоков, то есть ограниченных двумя парами параллельных улиц, а на основе «уличных» блоков, так что дома на противоположных сторонах улицы объединяются, хоть они и принадлежат к разным «прямоугольникам». Это еще одно наглядное проявление принципа «лицом к лицу». Соседские чувства возникают благодаря прямому контакту, зримости, непосредственному опыту. Мы гораздо охотнее поприветствуем того, кто живет на нашей улице, чем того, кто живет с другой стороны нашего блока, нам проще вспомнить, где живет тот или иной из наших соседей, если мы видим их выходящими каждое утро из дома. Так что организующая логика, основанная на непосредственном опыте, перевешивает ту, что основывается на правах собственности. Прямая демократия домовых комитетов, кооперативных советов и блочных ассоциаций осуществляется на таком домашнем, интимном уровне, что не нуждается в представительстве.

Ничто так не символизирует блочную культуру, как блочный праздник. Раз в год блок закрывается для автомобильного движения, и машины в нем заменяются разнообразной едой и народными промыслами. Улица приобретает праздничный, оживленный вид, привлекая людей в количестве, достаточном, чтобы создать толпу. Это вынуждает их двигаться по тротуарам и проезжей части неспешно, а кое-где и вовсе создавая заторы. Конечно, по совести говоря, нынешняя версия блочного праздника – не более чем бледная копия того, каким он был задуман изначально, и отражает превращение как сцены, так и самого формата общественной жизни в шопинг. В наши дни большинство из тех, кто продает бонсаи и фунтики с попкорном, – это ярмарочные продавцы, перемещающиеся в течение лета с одного блочного праздника на другой. Но осталось и несколько местных жителей, например, наши соседи со второго этажа, которые продают старинные вещицы как на ярмарке, так и на разнообразных местных блошиных рынках.

Очевидная важность таких ярмарок – не только в том, что благодаря им возникает чувство сопричастности, совместного проживания, но и в том, что улицы сами по себе начинают использоваться «неправильно». Все нарастающий коммерческий характер блочных праздников не в состоянии заслонить то, что они ритуально отстаивают право общественного владения пространством, которое в повседневной жизни служит лишь для проезда колесного транспорта. Улицы – наибольшая городская территория, находящая в руках общества. В Нью-Йорке они составляют примерно 15 процентов от общей площади города, не считая тротуаров. Такая диспропорция не лишена смысла. Эффективность передвижения критически важна для городской жизни. Если свобода собраний – ключевое пространственное выражение демократии, то свобода доступа – ее необходимый гарант. В этом смысле можно сказать, что блочный праздник – это осуществление общественного права в общественном месте, день, когда улицы принадлежат народу. Как тут не вспомнить старое правило: «Голосуй ногами – голосуй на своей улице».

Среди современных урбанистов Анри Лефевр особенно выделяется тем, какое огромное значение он придавал «карнавальности». В этом на него повлияли сочинения Франсуа Рабле, великого французского поэта XVI века, чей шедевр, «Гаргантюа и Пантагрюэль» – сущий манифест разгульного поведения, безостановочного праздника плотских удовольствий, подытоженный яркими протохиппистскими лозунгами «Будь счастлив!» и «Поступай, как хочешь!». Увлеченность Лефевра Рабле, нашедшая свое выражение как в изучении этого автора, так и в урбанистической теории, рассматривающей празднества в качестве центрального пункта повседневной жизни, способного принести горожанам истинное удовлетворение, взялась не просто так. У Лефевра был влиятельный предшественник: Михаил Бахтин, русский критик «формальной школы» и автор книги «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса», в которой он отстаивал связь свободы и смеха – двух видов роскоши, опасных в сталинскую эпоху, когда эта книга была написана. Согласно Бахтину, «на карнавале все считались равными. Здесь – на карнавальной площади – господствовала особая форма вольного фамильярного контакта между людьми, разделенными в обычной, то есть внекарнавальной, жизни непреодолимыми барьерами сословного, имущественного, служебного, семейного и возрастного положения».

Два наших крупнейших районных празднества – Гей-прайд и парад на Хеллоуин – наиболее очевидные выражения народного права открыто радоваться в публичном пространстве. Парады часто испытывают пределы допустимого как для участников костюмированного шествия, так и для зрителей. Употребление алкоголя на улице, изрядная толика наготы, провокационные лозунги и шум – все это очень по-раблезиански и далеко за границами того, что считается общепринятым повседневным поведением. Знаменитые нью-йоркские «этнические парады» также испытывают на прочность идеи толерантности – уже с другой стороны. Например, представители гей-групп годами «бодались» с устроителями парада в день Святого Патрика за свое право тоже принимать в нем участие. Будучи выходцами из того же сообщества, что и прочие участники парада (ирландцы и католики), они долго не допускались на него за поведение, не одобряемое церковью. И этот запрет поднял фундаментальные вопросы о личной терпимости и о пределах допустимого личного самовыражения в публичном пространстве.