Двадцать минут на Манхэттене - [25]

Холл, называемый порой наполовину частным пространством, – прекрасное место реализации деликатных стратегий отношений, характеризующих общественную жизнь города. Наш конкретный холл ужасен и грязен; раз в неделю его символически протирают шваброй, и это все, что домовладелец может для нас сделать. Мерцающий свет, облупленная краска и общее ощущение упадка, похоже, его вовсе не интересуют. Мы, жильцы, разрываемся между возмущением безобразным состоянием нашего холла и чувством, что это не наша забота, а забота домохозяина. Это порождает парадокс. Мы используем холл не по назначению, потому что чувствуем, что он не по назначению использует нас. Мы не участвуем в его содержании, потому что, делай мы это, мы давали бы хозяину что-то, что он сам должен давать нам. Мы вовлечены в то самое «иррациональное» поведение, в котором так часто упрекают жителей «социальных домов»: гадим в собственное гнездо.

Вопрос о собирательстве хлама заостряется еще и самой системой. Городские службы вывозят мусор с улицы трижды в неделю. Большую часть того срока, что мы здесь проживаем, мы выставляем наши мешки с мусором накануне вечером в холл и подсобный рабочий стаскивает их вниз рано утром. По идее, это должно означать, что мусор стоит в холле одну ночь. На практике, однако, мы вытаскиваем мешки в холл по мере наполнения, и это приводит к тому, что он практически никогда не свободен от мусора. В день вывоза перерабатываемого мусора дело обстоит еще хуже. Упакованные газеты, пластиковые пакеты, металлические банки забирают по пятницам, и в четверг вечером большой, грязный пластиковый контейнер от коммунальных служб появляется в холле первого этажа. Портье не стаскивает перерабатываемый мусор вниз, эта обязанность ложится на плечи самих жильцов. А это значит, что газеты начинают скапливаться в холле задолго до пятницы. Зачастую эти мешки, как и пакеты из магазинов, наполненные жестяными банками и бутылками, начинают свою миграцию к входной двери задолго до дня сбора. Мы в состоянии почерпнуть немало информации о наших соседях из этих археологических слоев (со второго этажа на этой неделе вынесли три пустых пакета вина…), но в целом они просто производят впечатление удручающего беспорядка.

Наши отношения с Карлом достигли кризисной точки пару лет назад. В предыдущие годы он не часто появлялся дома – переехав, как мы поняли, к своей девушке. И хотя сдавать квартиры с контролируемой квартплатой запрещено, он обошел этот запрет, пустив жильца под видом «товарища по квартире». Прошло несколько месяцев, прежде чем мы столкнулись с этим новым соседом, который уже успел проявить себя с худшей стороны, оставляя груды несобранного мусора на полу. Еще он слушал громкую музыку (первейший признак нецивилизованности в квартирной жизни) и круглые сутки принимал гостей – которые частенько звонили в нашу дверь вместо его.

Его поведение стало предметом пересудов на лестнице, нарушая сложившийся в «Аннабель Ли» принцип невмешательства «живи сам и давай жить другим». В силу нашей непосредственной близости к проблеме и всем известной добропорядочности, сложилось общее мнение, что это нам надлежит что-то предпринять. Первое время дело ограничивалось стуками в стену, когда музыка становилась слишком громкой (сигнал, который оказывался прекрасно понят). Позднее я прикрепил скотчем сигаретный бычок, один из бесчисленных бычков, оставляемых нашим невидимым соседом и его друзьями, к его двери – и на следующий день обнаружил его на нашей собственной двери. Однажды мы завязали его мусорные мешки и выставили их аккуратным рядком – как пример. Он, вероятно, счел нас занудливыми дураками.

Предел наступил, когда мы оставили на его двери записку с перечнем его преступлений. На следующий день в нашу дверь постучали. Джоан была дома одна. Она спросила, кто это – и это оказался наш сосед, в неописуемой ярости: «Как вы посмели оставить мне такую записку! Это потому, что вы расисты!» Джоан отвечала, что это невозможно по той простой причине, что мы его еще не видели и понятия не имеем, к какой расе он принадлежит (оказалось, что он с Филиппин). Это его немного остудило, Джоан открыла дверь и строго с ним поговорила. Результатом стало незначительное, но отчетливое улучшение ситуации с мусором.

Но скоро он вернулся к прежним привычкам, и портье, в чьи обязанности ранее входило трижды в неделю стаскивать мусор со всех этажей вниз, стал отказываться иметь с ним дело. Мы начали засыпать жалобами хозяина, который выкрутился, заявив, что единственное, что здесь можно предпринять, это уволить Лестера, доброго пожилого чернокожего бедолагу, которому он недоплачивал и в чьи обязанности входил присмотр за холлами. Наш домохозяин – мастер «выбора Гобсона».[41]

Через несколько дней противостояния домовладелец нашел выход. В холле было повешено объявление, оповещающее жильцов, что хозяин не будет больше собирать мусор из наших квартир и что жильцы отныне обязаны сносить свои мусорные мешки вниз самостоятельно. Он снова выиграл, предоставив нам возможность или оставлять свой мусор на полу сколько нам вздумается (пока мы предпринимаем административные или юридические действия), или же спускать его по ступенькам самостоятельно.