Два ветра, три дождя - [8]

Глажу твою исхудавшую руку.

Ты говоришь, что ждала и скучала…

Наш разговор без конца и начала.

«О память-роскошь и мученье…»

О память-роскошь и мученье,

Мое исполни порученье:

Внезапный соверши набег

Туда, где прошлогодний снег

Еще идет; туда, где мама

Еще жива; где я упрямо

Не верю, что она умрет,

Где у ворот больничных лед

Еще лежит; где до капели,

До горя целых две недели.

«Я встретила погибшего отца…»

Я встретила погибшего отца,

Но сон не досмотрела до конца.

Случайный шорох помешал свиданью.

Прервал на полуслове, и с гортанью

Творилось что-то… тих и близорук,

Он мне внимал растерянно… И вдруг

Проснулась я, вцепившись в одеяло:

Отца нашла. Нашла и потеряла.

«Прости меня, что тает лед…»

Маме

Прости меня, что тает лед.

Прости меня, что солнце льет

На землю вешний свет, что птица

Поет. Прости, что время длится,

Что смех звучит, что вьется след

На той земле, где больше нет

Тебя. Что в середине мая

Все зацветет. Прости, родная.

«Хрустит ледком река лесная…»

Хрустит ледком река лесная,

И снег от солнца разомлел…

А я опять, опять не знаю

Как жить на обжитой земле.

Опять я где-то у истока

Размытых мартовских дорог,

Чтоб здесь, не подводя итога,

Начать сначала — вот итог.

«Письмо, послание, прошенье…»

Отцу

Письмо, послание, прошенье

От потерпевшего крушенье.

Письмо, послание, призыв

От гибнущего к тем, кто жив.

Из заточенья, из неволи

Сигнал смятения и боли,

Мольба, отчаяние, крик…

Я устремилась напрямик

На голос тот. Но вышли сроки,

Оставив выцветшие строки

Про горе и малютку дочь…

Мне сорок пять. И чем помочь?

«То облава, то потрава…»

То облава, то потрава.

Выжил только третий справа.

Фотография стара.

А на ней юнцов орава.

Довоенная пора.

Что ни имя, что ни дата —

Тень войны и каземата,

Каземата и войны.

Время тяжко виновато,

Что карало без вины,

Приговаривая к нетям.

Хорошо быть справа третьим,

Пережившим этот бред.

Но и он так смят столетьем,

Что живого места нет.

«Мальчишка милый, как люблю я…»

Мальчишка милый, как люблю я

Твой голубой лучистый взгляд,

Твою улыбку озорную,

Когда ты в чем-то виноват.

Мне хочется бродить часами

С тобою рядом по Москве,

И губы почему-то сами

Все улыбаются тебе…

1958

«Еще холстов, холстов и красок…»

Еще холстов, холстов и красок,

Для цветовых, бесшумных плясок,

Еще холстов, еще холстов

Для расцветающих кустов

И осыпающихся снова,

Для неба черного, ночного,

К утру меняющего цвет…

Еще холстов, и сил, и лет.

«У всех свои Сокольники…»

У всех свои Сокольники

И свой осенний лес —

Тропинки в нём окольные,

Верхушки до небес.

С любовью угловатой,

С её вихрами, косами

Бродили мы когда-то

В дождях и листьях осени.

Сокольники осенние,

Тропинки наугад.

Стал чьим-то откровением

И этот листопад.

1965

В 1958-м

Вот если пройду по бордюру, с него не сойдя,

То будет, всё так, как мечтаю, но чуть погодя.

И он позвонит даже, может быть, через часок,

Лишь надо стараться, чтоб пятки касался носок.

Как трудно держать равновесие и не сойти

С бордюра ни вправо, ни влево, не сбиться с пути,

С пути, на котором я счастье хочу обрести,

Не ведая, что до него мне расти и расти.

2014

«Благие вести у меня…»

Благие вести у меня,

Есть у меня благие вести:

Еще мы целы и на месте

К концу сбесившегося дня.

На тверди, где судьба лиха

И не щадит ни уз, ни крова,

Еще искать способны слово,

Всего лишь слово для стиха.

22 января 1980 г.

«Погляди-ка, мой болезный…»

Погляди-ка, мой болезный,

Колыбель висит над бездной,

И качают все ветра

Люльку с ночи до утра.

И зачем, живя над краем,

Со своей судьбой играем,

И добротный строим дом,

И рожаем в доме том.

И цветет над легкой зыбкой

Материнская улыбка.

Сполз с поверхности земной

Край пеленки кружевной.

15 сентября 1976 г.

«А Россия уроков своих никогда не учила…»

А Россия уроков своих никогда не учила,

Да и ран своих толком она никогда не лечила,

И любая из них воспаляется, кровоточит,

И обида грызет, и вина костью в горле торчит.

Новый век для России не стал ни эпохой, ни новью.

Матерится она, и ярится, и кашляет кровью.

«Всё в воздухе висит…»

Всё в воздухе висит.

Фундамент — небылица.

Крылами машет птица,

И дождик моросит.

Всё в воздухе: окно,

И лестница, и крыша,

И говорят, и дышат,

И спят, когда темно,

И вновь встают с зарёй.

И на заре, босая,

Кружу и зависаю

Меж небом и землёй.

«Ничего из того, что зовётся бронёй, …»

Ничего из того, что зовётся бронёй, —

Ни спасительных шор, ни надёжного тыла…

Как и прежде, сегодня проснулась с зарёй,

Оттого что мучительно сердце заныло,

То ль о будущем, то ли о прошлом скорбя…

А удачи и взлёты, что мной пережиты,

Ни на грош не прибавили веры в себя,

Но просеялись будто сквозь частое сито.

Так и жить, как в начале пути, налегке —

Неприкаянность эту с тобою поделим.

Тополиная ветка зажата в руке —

Вот и руки так горько запахли апрелем.

«Устаревшее — «сквозь слёз…»

Устаревшее — «сквозь слёз»,

Современное — «сквозь слёзы» —

Лишь одна метаморфоза

Среди тьмы метаморфоз.

Все меняется, течет.

Что такое «штука», «стольник»

Разумеет каждый школьник,

И детсадовец сечет.

Знают, что «тяжелый рок»

Это вовсе не судьбина,

А звучащая лавина,

Звуков бешеных поток.

От скрежещущих колес,

Вздутых цен и дутых акций, —

Обалдев от всех новаций,

Улыбаемся сквозь слёз

«Люблю начало речи плавной…»

Люблю начало речи плавной,

Причуды буквицы заглавной,