Два ветра, три дождя - [7]

Пока не нащупала пальчиком правой ноги

Спасительный камень в одёжке из скользкого ила.

…Никак не пойму я, что в жизни случайностью было,

Что Божьим ответом на сдавленный крик: «Помоги!»

«А за окном твоей палаты…»

А за окном твоей палаты

Случались дивные закаты,

Стояло дерево без кроны,

Летали галки и вороны.

Начало марта, хмарь, ненастье,

И ты мне говорила: «Счастье

Смотреть в окно на стаю эту».

Вот счастье есть, а мамы нету

«Не плачь! Ведь это понарошку…»

Не плачь! Ведь это понарошку.

Нам крутят старую киношку,

И в этом глупеньком кино

Живет какая-то Нино,

И кто-то любит эту крошку.

Решив убить себя всерьез,

Герой, едва из-под колес,

Вновь обретает голос сладкий…

Но ты дрожишь, как в лихорадке,

И задыхаешься от слез.

«Болела моя детская душа…»

Болела моя детская душа:

Я утопила в море голыша,

Случайно утопила в бурном море.

Насмарку лето. Ведь такое горе.

Купили паровозик заводной,

Но нужен был единственный, родной

Голыш — нелепый бантик на макушке.

А жизнь, как оказалось, не игрушки.

«Кривоколенный, ты нетленный…»

Кривоколенный, ты нетленный.

Кривоколенный, ты — душа

Моей истерзанной вселенной,

Где всем надеждам — два гроша.

Кривоколенный, что за имя,

Какой московский говорок,

Вот дом и дворик, а меж ними

Сиротской бедности порог.

Кривоколенный — все излуки

Судьбы в названии твоем,

Которое — какие звуки! —

Не произносим, а поем.

«А был ли мальчик? Девочка была ли?..»

А был ли мальчик? Девочка была ли?

Их небеса целинные пылали?

Им под ноги ложился ли ковыль?

И что же это было — небыль? быль?

И, если быль, то что же с нею стало

Потом, когда грядущее настало?

«Я сказала себе, что я счастлива. Так и случилось…»

Я сказала себе, что я счастлива. Так и случилось:

Счастье, где б ни была я, меня находить научилось

Я сказала себе: всё в порядке, всё в полном порядке.

И любые невзгоды бегут от меня без оглядки.

Я сказала себе, что стихи прибегут ко мне сами,

И пришла ко мне Муза и смотрит большими глазами.

И осталось сказать себе: я с каждым годом моложе

И красивей. Надеюсь, и это получится тоже.

«Нет ни унынья, ни тщеты…»

Нет ни унынья, ни тщеты.

Есть банты, шарики, цветы.

Жизнь — детский утренник, поверьте,

Весть долгожданная в конверте,

Мгновений пёстрых конфетти.

Ну что ж, и я во сне кричу,

Но помнить сон свой не хочу.

Тьму напугав, включу фонарик.

А утром, взяв за нитку шарик,

Опять на праздник полечу.

«Гром гремит, земля трясется…»

Гром гремит, земля трясется,

Видно, Поленька несется

На высоких каблуках,

С рукоделием в руках.

Вызывает ученицу,

Ставит сразу единицу.

Единица не плоха,

Ученица — ха, ха, ха.

1950

«Я так ждала родительского дня…»

Я так ждала родительского дня

И чтобы мама забрала меня

Из группы. Мы в лесу гамак повесим.

Я буду петь. Я знаю много песен.

Читать стихи ей буду без конца.

Я маму жду. Я не уйду с крыльца.

Ей — с шишками еловыми корзинка,

Венок, букет и булки половинка.

Вон меж стволами золото волос.

Ах, мама, твой ребёнок не подрос.

Так и бегу с подарком припасённым

Тебе навстречу в платьице казённом.

«А тогда, на начальном этапе…»

А тогда, на начальном этапе,

Рисовала я солнце на папе,

А вернее, на снимке его.

Я не знала о нем ничего.

Лишь одно: его мина убила.

И так сильно я папу любила,

Рисовала на нем без конца.

Вышло солнышко вместо лица.

«А мама собирается на бал…»

А мама собирается на бал.

И жемчуг бел, и цвет помады ал,

На стуле серебрится чернобурка —

Её не любит мамина дочурка.

Берет не любит, что с распялки снят,

И платье из панбархата до пят.

Ведь, значит, мама из дому уходит

И дочкин праздник из дому уводит.

Не надо было маму отпускать.

Ведь где, скажи, теперь ее искать?

«Я малолетка. Я в Клину…»

Я малолетка. Я в Клину.

Я у Чайковского в плену.

Я тереблю промокший, мятый

Платочек. Плачу я над Пятой

Симфонией. Пластинку нам

Поставили. За дверью гам.

В музее людно. День воскресный.

А музыка с горы отвесной

Столкнула, снова вознесла.

Я плакала. Душа росла.

«Ах, как ребёнку взрослые мешают…»

Ах, как ребёнку взрослые мешают:

То спать велят, то сладкого лишают:

Мол, брось жевать — испортишь аппетит

И зубкам вред. А время-то летит.

Ах, бывшее дитя, кому есть дело

Сегодня до того, что ты надело,

Как выспалось, что ело на обед?

Ты счастливо, что взрослых больше нет?

«Если память жива, если память жива…»

Если память жива, если память жива,

То на мамином платье светлы кружева,

И магнолия в рыжих ее волосах,

И минувшее время на хрупких часах.

Меж холмами и морем летят поезда,

В южном небе вечернем пылает звезда,

Возле пенистой кромки под самой звездой

Я стою рядом с мамой моей молодой.

«Приходит Верочка-Верушка…»

Приходит Верочка-Верушка

Чудная мамина подружка.

Она несет большой букет.

(Сегодня маме тридцать лет.)

Несет большой букет сирени,

А он подобен белой пене,

Такая пышная сирень.

Я с белым бантом набекрень

Бегу… Гори, гори не гасни,

Тот миг… И розочку на масле

Пытаюсь сделать для гостей…

Из тех пределов нет вестей,

Из тех времен, где дед мой мудрый

Поет и сахарную пудру

Неспешно сыплет на пирог.

И сор цветочный на порог

Летит. И грудой белой пены

Сирень загородила стены.

«Я не прощаюсь с тобой, не прощаюсь…»

Маме

Я не прощаюсь с тобой, не прощаюсь,

Я то и дело к тебе возвращаюсь

Утром и вечером, днем, среди ночи,

Выбрав дорогу, какая короче.

Я говорю тебе что-то про внуков,