Два спутника для Марии - [21]

— Ну… ну… — отскакивая и открываясь, выманивал Рэма на глубокий выпад Гримсбери.

Рэм, смеясь, покачал головой. Как ни заманчива возможность достать открытого противника, нет ничего проще, чем успешно контратаковать тебя, когда ты будешь возвращаться в стойку. Он уже оценил быстроту Гримсбери. Хотя перед началом поединка Гримсбери был довольно ощутимо пьян, почувствовав в руках привычную тяжесть шпаги, он почти сразу же пришел в себя. Рэм понял, что этот парень опасен, как гремучая змея, и улыбка на его лице стала маской, за которой он спрятал свою сосредоточенность. Мария подумала, что его выдают глаза — холодные, твердые, острые. Но и Гримсбери стал серьезнее. Он не рассчитывал, что этот рослый парень так ловок и увертлив.

Они работали в разных стойках. Гримсбери стоял по-новомодному, правым боком, на полусогнутых ногах, покачиваясь с носков на пятки. Это позволяло ему быстро переносить центр тяжести и лучше использовать свою подвижность. Левой рукой с кинжалом он балансировал для равновесия. Рэм стоял прямо. Его козырями были большая физическая сила и обоерукость. Он мог принять удар как на шпагу, так и на трехгранный тяжелый кинжал.

Финт, финт, выпад! Гримсбери налетел, как стальной вихрь, казалось, еще немного, и они столкнутся… На мгновение дуэлянты замерли… их шпаги скрестились у самых эфесов, и они стремились пережать друг друга. Гримсбери уступил, и сила толчка, которому он поддался, была такой, что его развернуло на триста шестьдесят градусов. Шпага Рэма, по инерции двигаясь вдогонку и вниз, чиркнула его по бедру.

Зал взорвался аплодисментами. Красивый удар здесь ценили выше потерянных ставок.

— Крисборский волк достал-таки вашего брехливого пса! — заметила Мария.

Старик кивнул, глядя на схватку с удовольствием знатока.

— Парень знает свои преимущества и умеет ими пользоваться.

Но и Гримсбери сейчас раскипятится. Они ведь не дети, чтобы драться до первой крови, а у Гримсбери наверняка есть что-то в запасе. Это ты мог бы отделаться несколькими шрамами. Полагаю, ты бы ему быстро наскучил. Не-ет, эти двое еще себя покажут. С волками — по волчьи.

Разъяренный Гримсбери резко взвинтил темп и обрушил на Рэма шквал сверкающей стали. Это выглядело устрашающе, но для опытного Конахана оказалось не слишком опасно. Реакция у него была не хуже, чем у противника, и он стоял, как скала. Гримсбери дрогнул. Шаг за шагом он стал отступать. Рэм прижал его к стене, и тут более опытный боец рванулся вниз и вправо. Бросив кинжал, он вцепился в левое запястье своего противника, и, падая, проворотом вокруг себя швырнул Рэма об стену. Летя в стену головой, Конахан ухитрился еще немного провернуться вокруг собственной оси и принял удар на левое плечо и спину. Так его только слегка оглушило, стена, в которую он врезался, не позволила ему упасть, и он успел прийти в себя в те доли секунды, что потребовались Гримсбери, чтобы вскочить на ноги.

— Вмажься он в стену головой, — прокомментировал сосед Марии, — точно раскроил бы себе череп. Ну, сейчас дело пойдет по-настоящему. Они уже ненавидят друг друга.

Теперь о красоте поединка было забыто. Искусство отошло на второй план. Дуэлянты жаждали крови друг друга. Мария побледнела. Ей стало страшно. Она вдруг поняла, что в этом страхе тревога за жизнь Рэма составляет не целое, но лишь часть чего-то большего, чего-то, более страшного. Это был страх перед жестокостью.

Бессчетное число раз кружащие противники менялись местами… Все лица вокруг них слились и размазались, все голоса соединились в неясный гул. Кровь молотила в виски. В какой-то миг раненая нога Гримсбери подвела его, и в тот момент, пока он вздрагивал и морщился от боли, Рэм нырнул в глубокий выпад, тот самый, в который Гримсбери безуспешно пытался выманить его в начале схватки. Взмах шпаги — и прядь рыжих волос под дружный ах зрителей взвилась в воздух, отсеченная Гримсбери в дюйме от головы Конахана. И тут же — короткий вскрик боли. Рискнув, в выпаде Рэм дотянулся до него, и Гримсбери оставил на белом песке, которым был посыпан пол, значительную часть своего уха. Из-под волос на воротник его сорочки потекла кровь.

— Эй! — крикнул сосед Марии. — Три к одному — на рыжего!

— Ваше мнение изменилось?

Старик не успел ответить, как зрители опять дружно вздохнули… Алая косая линия прочертила лоб Гримсбери, кровь стала заливать ему глаза. Он судорожно вытер лоб рукавом и грязно выругался. Лучше бы он потратил эти силы на оборону — за удовольствие помянуть покойную родню Рэма он расплатился глубокой рубленой раной в левое плечо.

— Дело сделано, — сказал старик. — Гримсбери побит, и он это понимает. Лучше всего для него было бы рассмеяться и признать поражение. Но его душит злоба. Пожалуй, твоему приятелю лучше прикончить его, если он не хочет получить темной ночью в спину порцию холодной стали. Но, черт возьми! Что он делает! Это же сознательная жестокость! Убивать — убей, он в твоих руках уже… но резать на куски…

Острый, как бритва, кончик шпаги Конахана полоснул Гримсбери по скуле и ниже, часть щеки отошла и повисла, открыв десну и желтоватые стиснутые зубы. Гримсбери стал похож на бешено щерящегося пса. Смешанная с кровью слюна текла из пореза. Опасаясь получить новую рану, он, не ввязываясь в ближний бой, двигался вокруг неторопливо и уверенно поворачивающегося, совершенно невредимого Рэма, державшего его, словно на поводке, на радиусе своей шпаги. Сверкающее острие покачивалось в опасной близости от глаз Гримсбери.