В полях под Крисборо уже воцарилась осень. До самого горизонта тянулась коричневая каменистая пустошь, ее однообразие кое-где нарушалось зарослями чахлого вереска и купами невыразительно искривленных деревьев. Схваченная ранним заморозком, сухая почва стала гулкой, грохочущей под ударами копыт, как туго натянутый бубен. Набитые, точно ватой, снегом тучи стремительно неслись на юго-запад. Славный сезон для лисьей охоты, когда уныние осеннего дня вдребезги разбивается собачьим лаем, ликующими криками охотников и веселым женским смехом.
Лисы знали все это и вздрагивали в своих норах, слыша такой знакомый дробный перестук множества копыт над своими головами. Но этой осенью они могли спать спокойно. Люди придумали себе другую забаву, и лис на нее не пригласили. Сегодня люди охотились друг на друга.
Гон растянулся на добрых полмили. Рослый могучий конь, роняя с удил хлопья пены, летел впереди, подчиняясь яростным понуканиям пригнувшегося к самой его шее всадника.
— Не стрелять! — срывая голос, крикнул назад первый из преследователей. — Он мой!
Расстояние между первым и вторым всадниками неуклонно сокращалось: охотник был легче, чем дичь, и конь его, по-видимому, не был так загнан. В горячке погони преследователь потерял шляпу, темные волосы его вились по ветру, а молодой голос звенел азартом. Его жертве некуда было деться, гон неуклонно отжимал его к обрывистому берегу пересекавшей пустошь широкой и быстрой реки. Даже если он отважится броситься в эту ледяную воду, его светлая голова станет прекрасной мишенью для пистолетного выстрела.
— Стой! — крикнул преследователь своей жертве, находившейся от него в каких-нибудь трехстах ярдах. — Стой, трус, и прими свою судьбу, как джентльмен, лицом к лицу!
Тот как будто не слыхал. Похоже, что соблюдение лица не было для него первостатейной задачей. Он мчался прямо к обрыву, и охотникам трудно было бы определить, чего в его порыве больше — отваги или отчаяния.
Над самой кромкой обрыва конь вздыбился, исполнил на задних ногах какой-то дикий танец, и, когда принял более естественное положение и, мотая головой, побежал дальше, всадника на его спине уже не было.
Первый охотник, бывший к своей дичи ближе других, не обманулся этим маневром и, предоставив другим, находившимся дальше, преследовать уходившего по широкой дуге коня, бросился к обрыву. Там он спешился, понимая, что тот, за кем он гнался, где-то здесь. Над водой нависал дерновый козырек, укрепленный корнями редкого кустарника, от него почти отвесно вниз спускался песчаный склон обрыва, покрытый следами частых оползней. Охотник сообразил, что на этом песке невозможно не оставить следов. Взгляд его скользнул по стремительно несущемуся под резкий уклон потоку, он решительно прыгнул вперед, мгновенно погрузившись в мягкий бурый песок по щиколотки. Этот прыжок потревожил неустойчивую почву, тут же ушедшую у него из-под ног, оползень поволок его вниз. Пытаясь удержаться на ногах, он взмахнул руками, и тут же что-то большое и тяжелое обрушилось на его спину, и он, оглушенный, зарылся лицом в песок. Через полсекунды его немного привело в себя ощущение заломленных рук. Затем его весьма неделикатно перевернули на спину.
— Ну и кто же из нас теперь охотник, Драммонд? — поинтере-совалась бывшая дичь.
В глазах темноволосого юноши на секунду мелькнул смертельный ужас, но он сумел овладеть собой.
— Твою мать, Конахан! Когда-нибудь я все-таки пришибу тебя.
— Интересная мысль, учитывая, что я сижу у тебя на горле.
— Чего ты хочешь? Впрочем… — незадачливый охотник судорожно сглотнул и попытался выровнять свое сердцебиение, глубоко вдохнув, что само по себе было непростой задачей, принимая во внимание вес припечатавшего его к земле Конахана. — Валяй, доставай свой кинжал, или что там у тебя, раз у тебя не хватает смелости выйти против меня со шпагой.
— Господь, ну почему в этой семье мозги достаются только женщинам?! — вполголоса, но вполне выразительно воскликнул русоволосый, чуть рыжеватый Конахан. — Неужели ты до сих пор не понял, что у тебя есть проблемы поважнее, чем гоняться за мной по всей стране! Самое позднее — завтра в Крисборо будут тайсы.
— Завтра? Черт побери. Впрочем, мы ждем их. Драммонды, во всяком случае, готовы… — он осекся, увидев, как дернулся угол рта Конахана.
— Поднимись, — велел тот, опытной рукой извлекая пистолет из-за пояса пленника. — Поднимись наверх и прикажи своей кодле убраться. Скажи, что я прыгнул в воду и вели ловить меня ниже по течению. Если смошенничаешь, я прострелю твою дурную башку.
Он поднял Драммонда за ворот с земли и толкнул его наверх. Выполнив то, что от него требовалось, юноша угрюмо оглянулся на Конахана.
— Ну теперь-то ты возьмешься за шпагу?
— Мне некогда возиться с тобой, сосунок.
— Эй, мы ровесники! — обиделся Драммонд.
— Не по уму. Сядь. Ты сказал, Драммонды остались?
— Разумеется. Мы будем драться за свою землю.
Челюсти Конахана окаменели.
— Мне наплевать, что сделают тайсы с вашим дурацким кланом, но Марию-то, надеюсь, вы позаботились вывезти?
Глаза Драммонда бешено сузились.
— Это имя не для твоего поганого рта!
