Два миллиметра стали и ржавчины - [9]

- Что-то сегодня не впечатлил, - заметил Йети. - Так, умствования. Филистерство.

- А мы чем лучше? - спросил Речник. - А он что бы ни говорил, оно прорастает. Не сразу и не на следующий день. Но, как заноза, сидит в душе, нарывает, злишься, а потом словно гной прорывается - блюёшь болью, в морду кому попало суёшь, обычно ему же, потому что он в такой момент всегда рядом, а как проблюёшься, протрезвеешь, смотришь на солнце - а оно яркое, и в душе, там, где гнойник был, пусто и спокойно.

- Приключение, - сказал Йети.

- Приключение, - сказал Речник. - Только раз за разом после такой дряни жить всё легче и легче. Он словно нож.

- По твоим словам - скорее песий клык, - сказал Йети. - Заразу вносит.

- Не скажу, что вносит, - сказал Речник, - всё говно, весь гной всегда свои. Он просто подталкивает процесс, обостряет. Он словно лишний глоток спирта, после которой нутро не выдерживает. А если б не он, ты бы на утро, наверное, и похолодел бы уже.

- Вот как, - заметил Йети. - Занятно.

- Ззанятнее некуда, - сказал Феодос.

Его знобило.

- Ты ж только ему благодаря жив, - заметил Речник сухо.

- Да я ж не нападаю, - поморщился Феодос, - сижу, слушаю вас, и понять не могу - ему ж плохо, вон, весь в крылья ушёл, а вы тут его псом обзываете. Занятно вам, ммать…

Феодоса скрючило, лицо его побелело почти до того же тона, что луна в небе, и, сотрясаемый судорогами, он повалился набок.

- Опять блюёт, - грустно сказал Кракли и вытащил ноги из воды.

- Помоги ему, - попросил Речник, - мне и правда, нужно…

Он встал и пошёл к сидящему в тоскливой пустоте Настырнику.

- О чём думаешь? - спросил Речник, садясь рядом на мостки, подобрав ноги по-турецки. - Ноги из воды вынь, а то Феодоса снова рвёт.

Настырник послушно подобрал ноги.

- Что ж ты на мокрое садишься, - заметил Речник, - холодно…

Настырник повернул к нему лицо и Речник осёкся.

Глаза Настырника светились ярким, тяжёлым серебром.

- Невазно, - сказал он, вновь повернувшись к реке, - не так холодно.

Речник помолчал.

- Прости, что не подошёл сразу, - сказал он, помявшись.

- А долзен был? - спросил Настырник.

Речник смешался.

- Йети прав, - сказал Настырник, - ницего я такого не сказал. Стоясего. Не перезывай.

Речнику было стыдно.

- Ну почему, - начал он, - ты верно сказал…

- Не надо, Марк, - сказал Настырник совсем тихо, почти шёпотом, - не муцайся. Всё хоросо. Всё правильно. Не надо надо мной сидеть. Иди к ним.

Речник сглотнул.

- Позалуйста, - добавил Настырник. - Иди. Я поззе приду. Посмотрю на Луну и приду. Правда.

Речник встал, помялся.

- Тебе ничего не надо? - спросил он. - Водки хочешь?

- Я узе выпил, - ответил Настырник. - Хоросо.

Он повернул лицо к Речнику, протянул руку и похлопал его по запястью.

- Иди, - сказал Настырник, - иди к ним. Я скоро. Цестное слово.

Пальцы Настырника были горячи и сухи.

Мысли Речника спутались и испуганно-стыдливыми котятами раскатились по темноте.

- Хорошо, - сказал он, - только ты приходи, ладно?

- Ладно, - кивнул Настырник.

Речник, чуть покачиваясь, пошёл по мосткам, и шаги его заплетались.

- Только разум, - сказал Йети, затягиваясь, - только логика.

- Логика, - хмыкнул Кракли, - от рака лёгких умер, а смолишь. Уже третью скрутил. Где ж тут логика?

- Тут у меня лёгкие не болят, - отрезал Йети. - А эти все мистические выкрутасы и представления истерички не стоят ни гроша. Логика - проста и понятна, прозрачна и управляема.

- Управля-а-аема… - протянул подошедший Речник.

- Есть что возразить? - спросил Йети, покосившись на Речника. - Что?

- Не, ничего, - ответил Речник, присаживаясь. - Ты продолжай.

На душе его было тяжело. А ещё крутилась мысль - видит ли кто-то ещё свечение в глазах Настырника? Никто не обратил на это внимания.

- Ну так вот, - пыхнул огоньком Йети, - логика меня всегда спасала.

- Только не тогда, когда метастазы пошли, - фыркнул Кракли.

- Да, тогда не спасла, - ответил Йети, - а что могло? Господь Бог, иже еси на небесях? Не припомню как-то.

- Я тоже не припомню, - сказал Кракли, - чтобы Бог помогал тем, кто его не ищет. В смысле, в малом помогал. И видел такое, как он помогал тем, кто просил. Верил и просил.

Он вытянул ноги, и полы плаща свесились с сухих лодыжек, словно сохнущие листья.

- Ну-ка, ну-ка, - поощрил Йети. - Поведай.

- А ведать особо нечего, - сказал Кракли. - Случай был простой и жалкий донельзя.

Он снял шляпу и положил рядом. Луна осветила седые жидкие пряди, прилипшие к черепу.

- Был у нас в отряде один опездол, - сказал Кракли, - я в охране служил.

Он вздохнул и попросил:

- Слушай, дай немного табачку, а?

Йети молча протянул кисет.

- Так вот, - сказал Кракли после непродолжительного молчания, время которого потребовалось на свёртывание и склеивание самокрутки - был себе парень, простой такой, дурноватый. Можно сказать, глупый. Не то чтобы как пробка, но не ориентир во тьме. Устав за столько лет в голове не всегда удерживал, бывалоча, что и прокосячит. Все косячили, - заметил он, пыхнув дымом, - кто без греха, но этот вечно на самом глупом месте. Типа пернуть вслух в присутствии, когда начальство объекта с ужимками генерала-олигарха по этажам водит, блеск яичный показывает, или сортир на начальственном этаже за час до полночи проверить, а там с незакрытой дверью в хлам пьяный зам уборщицу сношает. В таком духе.