Два друга - [4]

Как рукой сняло мой кошмарный сон, задыхаясь от чада, я бросился к двери, открыл ее, выключил газ и, взяв собак, поспешно вышел во двор. Чистый воздух освежил меня и моих питомцев. Оказалось, что содержимое кастрюли выкипело, остатки начали подгорать и чадить. Как же я был благодарен моим четвероногим друзьям. Ведь они спасли мою жизнь да и свою тоже.

Армас — сын ары и марса

Страстный охотник — Увар Ефимович Кандаков очень любил охотничьих собак, но держал только лаек.

— Эта порода, — говорил он, — сочетает непревзойденное мастерство в работе с удивительной выносливостью. У лаек невероятно развито чутье, феноменальный слух, прекрасное зрение и большой ум. Собаки этой породы податливы к дрессировке и имеют страсть к различным видам охоты. Ну, а о преданности к своему другу-человеку и говорить нечего.

Одну из лаек Кандакова я знал со щенков. Бывал с ней на разных охотах, восхищался мастерством ее работы, преданностью хозяину, и у меня до сих пор сохранились теплые воспоминания об этой прекрасной карело-финской лайке. О ней мне и хочется рассказать.

Увару Ефимовичу привезли из Карелии двухмесячного рыженького щенка. Страстный собаковод был в восторге от такого приобретения и чтобы «окрестить» покупку, он пригласил нас, своих друзей на этот охотничий обычай. Осмотрев малыша и не найдя какого-либо изъяна, мы долго спорили о кличке, которую следовало присвоить щенку. Но, наконец, вспомнив, что щенок происходит от знаменитых в Карелии Ары и Марса мы позаимствовали первые две буквы из клички матери и три буквы из клички отца, что дало нам достаточно звучную кличку Армас. Ее мы и присвоили.

Поскольку Армас был первым представителем породы этой разновидности лаек, завезенных в наши края, я очень интересовался им и часто навещал Кандакова. Армас рос и мужал не по дням, а по часам и при каждой встрече был неузнаваем. Да это и понятно. Полноценный корм и физическое развитие для лайки имеют решающее значение. А эту истину Увар Ефимович знал с давних пор. Глядя на лайку, я искренне радовался ее понятливости, развитию, и чутьем кинолога предсказывал собаке прекрасную будущность. Но так думал я, а его хозяин всегда находил в Армасе какие-либо недостатки. Когда у Армаса не вставали уши, это у Кандакова вызвало тревогу, и он готов был считать своего питомца никудышной по экстерьеру собакой. Но когда уши встали, возникла другая опасность. Не закручивался баранкой хвост. Но и это исправилось. Заботы по воспитанию щенков всем собаководам хорошо известны. Когда казалось, что экстерьер Армаса сложился и тревоги об этом миновали, появились другие заботы. Так во время прогулок по городу собака страшно боялась встречных лошадей. Всевидящие мальчишки, нетерпевшие пугливых собак, в таких случаях с хохотом и свистом провожали рыжего пса и его хозяина. Такое несвойственное для лайки поведение вызывало законное опасение у ее владельца, что у Армаса нет злобности и он останется трусом. Это тем более казалось неоспоримым, когда Кандаков со своим питомцем приехал в деревню к знакомому охотнику, и Армас перепугался петуха. Большой старый петух с шумом взлетел на забор, расправил крылья и неожиданно загорланил. Испугавшись, Армас убежал в дом, забился под стол и только ласка хозяина и лакомства вызволили собаку из-под стола. Теперь Увар Ефимович был уверен, что из его питомца не получится злобной зверовой собаки. Но он ошибся. Время делало свое дело и вскоре не только петуха, но и гусиные атаки с честью отбивал рыжий пес, а бедовые мальчишки, считавшие Армаса трусом, теперь за всякого рода подвохи рассчитывались штанами.

К восьми месяцам Армас выглядел сложившейся собакой. Был очень подвижен, с хорошо развитой ориентировочной реакцией. Его рыжий окрас с белой на кончике хвоста отметиной, клинообразная голова и чуть раскосые темного цвета глаза очень напоминали лесную красавицу — лисицу, и теперь при выездах в охотугодья Увар Ефимович очень боялся, чтобы какой-нибудь горе-охотник не пальнул бы в собаку, приняв ее за лисицу.

Каждый раз это беспокойство увеличивалось еще и потому, что жена Кандакова душевно полюбившая Армаса, всегда просила Увара Ефимовича следить за собакой, не отпускать далеко от себя. Но это-то, как раз и не получалось. Чувство свободы оказалось для собаки сильнее пройденного курса дрессировки. Почувствовав волю, Армас забывал все на свете, не признавал команды хозяина и носился пока не надоест. Потом усталый, он возвращался к хозяину. Это волновало Увара Ефимовича и, однажды придя ко мне, он с горечью поделился проделками своего питомца, а потом заявил:

— Михайлыч, ты ведь спец по натаске собак, помоги мне угомонить рыжего сорванца.

Я дал согласие, и в первый же свободный день, забрав с собой лайку, мы отправились в огромную пустошь, поросшую кустами и почему-то названную «Чертовой лапой».

Солнце еще только вставало, когда мы прибыли на место. На траве и кустах обильно серебрилась роса, обдавая нас и собаку приятной прохладой. Спущенный с поводка Армас в начале не почувствовал свободы и некоторое время шел у ног хозяина. Но посланный вперед, он ринулся спорым галопом и исчез где-то в зарослях ивняка. Свистки и окрики не помогли. Прождав бесполезно минут двадцать, мы решили проучить сорванца. Спрятаться от него. Но как-то надо было скрыть наши следы, ведь по ним он тут же найдет нас. И вот мы пересекаем небольшую мочажину. Вода скрывает нашу тропу, а потом забираемся в середину куста. Затаившись, ждем пока он не вспомнит о нас, а вспомнив, обязательно начнет искать. Прошло немного времени, и мы услышали треск ломаемых в кустах сучьев и частое собачье хеканье. И вот нам видно, как он старым следом вернулся на то место, где оставил нас. Потом слышалось его усиленное отфыркивание. Это он прочищал ноздри, чтобы лучше причуять наши следы. Но это ему удается лишь до мочажины, а дальше следы скрыты водой. Перейти мочажину он не решился. Не любил воду.