Два часа в благородном семействе, или О чем скрипела дверь - [9]

МАТЬ. Видѣли?

ДРУГЪ ДОМА. И слышалъ.

МАТЬ. Когда я ошибаюсь, я никогда не стыжусь признаться въ ошибкѣ. Поль былъ правъ. Эта Надежда невинна.

ДРУГЪ ДОМА. Слѣдовательно, вы оставите ее въ домѣ?

МАТЬ. Послѣ того, что вы мнѣ сообщили? Что вы, мой другъ! Это значило бы прямо пальцемъ указать на Клодину.

ДРУГЪ ДОМА. Да, вы правы… Чудовищная драма! Неслыханная вещь!

МАТЬ. Клодина съ раннихъ лѣтъ лицемѣрка. Она еще въ институтѣ была влюблена въ попа.

ДРУГЪ ДОМА. Боже! Но вѣдь это кощунство! За это по семьдесятъ четвертой статьѣ!

МАТЬ. Я всегда ждала и боялась какой-нибудь подобной развязки.

ДРУГЪ ДОМА (цѣлуетъ ея руки). Бѣдная… милая… бѣдная…

МАТЬ. Я даже не особенно сержусь. Что дѣлать? Страсти старой дѣвы!

ДРУГЪ ДОМА. Великодушная!

МАТЬ. Конечно, она могла бы пощадить нашъ домъ… Подумайте, мой другъ: такая грязь — подъ одной крышей съ моей чистой Зоей.

ДРУГЪ ДОМА. Только не волнуйтесь!

МАТЬ. Но — «понять — простить», сказалъ Викторъ Гюго.

ДРУГЪ ДОМА. Вы всѣ глубины понимаете! Всегда! Всѣ!

МАТЬ. Кто страдалъ столько, какъ я, кто такъ одинокъ?..

ДРУГЪ ДОМА. А я то? я то?

МАТЬ. Да, мы страдали вмѣстѣ.

ДРУГЪ ДОМА. Позвольте мнѣ глядѣть въ ваши глаза!

МАТЬ. Я — на Сергіевской, вы — у Пяти угловъ…

ДРУГЪ ДОМА. О, ваши глаза… ваши глубокіе скорбные глаза!

МАТЬ. Они уже не тѣ, что двадцать лѣтъ назадъ.

ДРУГЪ ДОМА. Нѣтъ, лучше! лучше!

МАТЬ. Милый!

ДРУГЪ ДОМА. Мадонна моя!

МАТЬ. Безкорыстный! Терпѣливый!

ДРУГЪ ДОМА. Камея!

МАТЬ. Однако, мой другъ, я жду вашихъ совѣтовъ.

ДРУГЪ ДОМА. Этотъ господинъ Ѳедоръ долженъ сегодня же покинуть вашъ домъ.

МАТЬ. Чтобы онъ отомстилъ, разславивъ, за что его уволили, по всѣмъ лакейскимъ Петербурга?

ДРУГЪ ДОМА. Я не сообразилъ.

МАТЬ. Вы не сообразили, мой другъ.

ДРУГЪ ДОМА. Но вы всегда все соображаете! Все!

МАТЬ. Милый!

ДРУГЪ ДОМА. Мадонна моя!

МАТЬ. Лучшій! Постоянный!

ДРУГЪ ДОМА. Двадцать лѣтъ я слышу милыя слова — и они всегда мнѣ сладко новы!

МАТЬ. Ѳедора я удалю подъ благовиднымъ предлогомъ черезъ мѣсяцъ или полтора. А сейчасъ покинуть домъ должна Клавдія.

ДРУГЪ ДОМА. Да, да. Именно. Прекрасно. Я такъ и думалъ. Именно Клавдія должна уѣхать.

МАТЬ. Въ этой маленькой головѣ есть немного такта?

ДРУГЪ ДОМА. Эта маленькая голова огромна, какъ вселенная.

МАТЬ. Покуда мы сплавимъ этого Ѳедора, Клавдія можетъ прожить нѣсколько недѣль… или мѣсяцевъ… у тети Розы, въ Псковской губерніи.

ДРУГЪ ДОМА. Это геніально. Именно въ Псковской. Псковская губернія создана для Клодины.

МАТЬ. Но — какъ я скажу ей? Конечно, я старшая сестра и хозяйка дома, но Клавдія — такая истеричка, а я не умѣю владѣть собою.

ДРУГЪ ДОМА. Прикажите мнѣ взять эти непріятные переговоры на себя.

МАТЬ. Она будетъ кричать… Я волнуюсь, когда на меня кричатъ!

ДРУГЪ ДОМА. Только не волнуйтесь! Ради Бога не волнуйтесь! Вы знаете, какъ я волнуюсь, когда вы волнуетесь.

МАТЬ. Милый!

ДРУГЪ ДОМА. Мадонна моя!

МАТЬ. Какъ мало надо словъ, чтобы любить другъ друга.

ДРУГЪ ДОМА. И быть счастливыми.

МАТЬ. Долго-долго.

ДРУГЪ ДОМА. Вѣчно.

МАТЬ. Почти двадцать лѣтъ.

ДРУГЪ ДОМА. Двадцать лѣтъ.

МАТЬ. Вѣрный! Прочный!

ДРУГЪ ДОМА. О, какъ бы я хотѣлъ сейчасъ поцѣловать уста твои!

МАТЬ. Тссъ… «ваши»! «ваши»!

ДРУГЪ ДОМА. Э! Мы одни!

МАТЬ. Все равно. Не слѣдуетъ привыкать.

ДРУГЪ ДОМА. Проклятыя цѣпи!

МАТЬ. Вы можете обмолвиться при мужѣ или дѣтяхъ.

ДРУГЪ ДОМА. Вы правы.

МАТЬ. Какъ всегда.

ДРУГЪ ДОМА. Иногда мнѣ кажется, что вашъ мужъ догадывается.

МАТЬ. Избави Богъ! Я умерла бы отъ стыда и страха.

ДРУГЪ ДОМА. Но почему? За что? Собственно говоря, намъ нечего скрывать.

МАТЬ. Да, наша любовь чиста.

ДРУГЪ ДОМА. Мы не дѣлаемъ ничего грязнаго.

МАТЬ. Двадцать лѣтъ!

ДРУГЪ ДОМА. Двадцать лѣтъ!

МАТЬ (оглядѣвшись). Какъ бы я хотѣла приласкать твою умную, умную, умную, милую голову!

ДРУГЪ ДОМА. Вы — лучъ. Да. Чѣмъ дольше я смотрю на васъ, тѣмъ больше убѣждаюсь. Вы — лучъ.

МАТЬ. Мягкій мой! Деликатный! Вѣдь вы сумѣете говорить такъ, чтобы не сдѣлать Клодинѣ больно?

ДРУГЪ ДОМА. Я буду говорить, какъ вы прикажете.

МАТЬ. Если мнѣ больно, я привыкла, это ничего. Но я такъ страдаю, когда другимъ дѣлаютъ больно…

ДРУГЪ ДОМА. Какъ вы прикажете. Все — какъ вы прикажете.

МАТЬ. Тише…

ДРУГЪ ДОМА. Это она.

МАТЬ. Другъ мой, я васъ оставлю… Не правда ли? (Въ дверяхъ, посылаетъ чуть замѣтный воздушный поцѣлуй, одними губами.) Милый!

ДРУГЪ ДОМА. Мадонна моя! (Одинъ.) Этотъ день… этотъ день… очень счастливый для меня день! (Прошелся козыремъ и — съ убѣжденіемъ, какъ бы самому себѣ нѣчто совершенно невѣроятное доказавъ.) Ей Богу, необычайно счастливый демь!

НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ (входитъ). Пьеръ, я ищу васъ по всему дому… А гдѣ Лили?

ДРУГЪ ДОМА. Клодинъ, мы старые друзья. Не такъ ли? Мы поймемъ другъ друга съ полуслова. Прежде всего, Клодинъ: не надо отчаянія. Забудемъ это слово. Постараемся не отчаяваться?

НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Вы уже знаете?

ДРУГЪ ДОМА. Все, Клодинъ.

НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Воображаю, какъ вамъ тяжело говорить со мною!

ДРУГЪ ДОМА. Нѣтъ, Клодинъ. Сердце друга — очагъ всепрощенія.

НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Страшно разочароваться послѣ двадцати лѣтъ неразрывности.

ДРУГЪ ДОМА. Все пройдетъ, мой другъ. Все простится. Все забудется. Время — великій цѣлитель.

НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Пьеръ, вы святой! Если бы я смѣла, я поцѣловала бы вашу руку.