Два часа в благородном семействе, или О чем скрипела дверь - [11]

Шрифт
Интервал

СЫНОКЪ. Мама, тамъ за дверью стоитъ нашъ слуга Ѳедоръ. Желаетъ что-то доложить… по поводу Надежды.

НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Ахъ, безстыдство!

МАТЬ. Вамъ не нравится?

СЫНОКЪ. Войдите, Ѳедоръ.

МАТЬ. Зоя, въ свою комнату.

ЗОЯ. Мамасенька… мамасенька…

ДЯДЯ (выталкиваетъ ее). Маршъ, маршъ…

ЗОЯ (брату). Ты послѣ разскажи.

СЫНОКЪ. Сама за дверью подслушаешь.

ЗОЯ. Мнѣ главное: кто съ кѣмъ? (Уходитъ.)

ДѢДУШКА. Ну, ужъ если… ужъ если!.. берегись, Нинонъ де-Ланкло!

МАТЬ (вошедшему Ѳедору). Вы желали меня видѣть?

ѲЕДОРЪ. Извините великодушно.

МАТЬ. Я слушаю.

ѲЕДОРЪ. По той, собственно, причинѣ, что, не желая грѣха на душу… Дѣвушка… такъ называемая Надежда… что будто я осмѣлился.

МАТЬ. За то, что вы осмѣлились, она получила расчетъ, а вамъ я дѣлаю строгое замѣчаніе.

ѲЕДОРЪ. Осмѣлюсь доложить: не желая грѣха на душу, Надежда Трофимовна въ этомъ разѣ обстоятельно ни при чемъ.

ДЯДЯ. Знаемъ.

ДРУГЪ ДОМА. Знаемъ.

ДѢДУШКА. Знаемъ.

МАТЬ. Дальше.

НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ (хихикаетъ). Лили желаетъ подробностей!

БАБУШКА (отводитъ мать въ сторону). Лиличка! Ангельчикъ! Нишкни! Не вороши! Дай сраму улечься.

ДЯДЯ. Я не хочу слушать.

ДРУГЪ ДОМА. Я закрою уши.

ДѢДУШКА. А я послушаю. Нѣтъ, я послушаю… Нинонъ да-Ланкло!

БАБУШКА. Лиличка! Я ли тебѣ не мать? Ты ли мнѣ не дочь? Вѣдь, не пожалѣетъ, ляпнетъ, холопская образина.

МАТЬ. Пусть боится, кого это касается.

БАБУШКА. На отчаянность идешь? Охъ, не прошибись, дѣвка!

МАТЬ. И вы?! Невыносимо!

БАБУШКА. Что же обижаешься? Ужъ если меня мой старикъ приревновалъ, такъ на твои-то цвѣтущія лѣта и Богъ велѣлъ помышлять.

МАТЬ. Клавдіи говорите, а не мнѣ!

БАБУШКА. Клавдіи?!.. Ахъ, ты дура, дура!

НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Пожалуйста! Никого не глупѣе. Напротивъ.

БАБУШКА. Вѣдь, говорила старику: пожалѣй дѣвку, выдадимъ ее хоть за письмоводителя.

МАТЬ. Лопнуло мое терпѣніе. Я больше не слушаю никого.

ДРУГЪ ДОМА. Лили, умоляю: не надо! Я лучше вамъ такъ, на слово повѣрю.

МАТЬ. Нѣтъ, пора оправдать невинныхъ и обличить преступниковъ.

ДЯДЯ. Въ газеты попадемъ. Ей Богу, въ газеты попадемъ.

СЫНОКЪ. Навѣрное у сосѣдей слышно.

МАТЬ (Ѳедору). Объясните намъ, зачѣмъ вы блуждали ночью по квартирѣ.

ѲЕДОРЪ. Виноватъ… не смѣю сказать.

НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Хи-хи-хи!

МАТЬ. Какъ бы велика ни была ваша вина, я обѣщаю вамъ полное прощеніе.

ДЯДЯ (къ Незамужней тетѣ). Еще бы! Сердце не камень.

НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Напротивъ.

ѲЕДОРЪ. Коль скоро, барыня, вы приказываете, то моя такъ называемая обязанность, — всеконечно вамъ отвѣчать.

ДѢДУШКА. Не мямли, демонъ! Душу вытянулъ!

ѲЕДОРЪ. Не желая грѣха на душу, — извините; — по случаю вчерашняго дня простокваши въ смѣшеніи съ такъ называемымъ соленымъ огурцомъ…

ДРУГЪ ДОМА. Ну?

ДЯДЯ. Ну?

ѲЕДОРЪ. При отдаленности людскихъ службъ… Не желая грѣха на душу, осмѣлился воспользоваться господскимъ помѣщеніемъ.

(Гробовое молчаніе.)

(Потомъ — изъ-за дверей — слышенъ всхлипывающій, задушенный смѣхъ Зои.)

СЫНОКЪ. Ч-ч-чортова дѣвчонка!

(Вылетаетъ изъ комнаты. Къ всхлипываніямъ и визгамъ Зои присоединяется его фыркающій хохотъ.)

МАТЬ. М-мо… можете идти.

ѲЕДОРЪ. Извините великодушно. (Уходитъ.)

ДѢДУШКА (бросаетъ Брэма на полъ). Какой идіотъ мнѣ подсунулъ?.. Старуха!.. Ты… того…

БАБУШКА. Шамиля помнишь, а Ригольбошку позабылъ?

ДѢДУШКА. Ну — что! Я человѣкъ раненый… безногій.

ДЯДЯ (напѣваетъ съ безразличіемъ). «Какъ король шелъ на войну въ чужедальнюю страну»…

НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Ахъ, какъ это передаетъ Шаляпинъ!

ДРУГЪ ДОМА. Да, да. «Пролетая надъ дубровою… колокольчики лиловые»… Вы помните, дорогая?

МАТЬ (въ язвительномъ остолбенѣніи). Я — все помню.

ДЯДЯ. «А какъ легъ въ могилу Стахъ»… Лили, вѣдь, это — надъ роялемъ — Левитанъ у тебя?

МАТЬ. Переплетчиковъ. Уже десятый годъ.

ДРУГЪ ДОМА. Половина двадцати лѣтъ, что мы неомраченно дружны.

ДЯДЯ. Да, да… я все позабываю… Кажется, даже вашъ подарокъ?

(Молчаніе.)

ДѢДУШКА (вдругъ стучитъ кулакомъ и оретъ). Нѣтъ! То ли, это ли, но вы отъ меня этотъ чортовъ огурецъ съ простоквашей уберите!

НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Ахъ, папаша, объ этомъ совсѣмъ не надо говорить.

ДѢДУШКА. Я изъ-за него въ трясеніи. Я себѣ столько крови съ Шамиля не портилъ.

БАБУШКА. Утихомирься ты, не кричи! Воинъ ты мой галицкій!

ДѢДУШКА. Этакъ не штука и поколѣть преждевременно. И до восьмидесяти лѣтъ не доживешь.

МАТЬ. Успокойтесь, папа, этого человѣка сегодня же не будетъ въ домѣ.

ДЯДЯ. Да это будетъ лучше всего. Но, къ несчастью, ты обѣщала ему полное прощеніе.

МАТЬ. Бываютъ случаи, когда сдержать обѣщаніе — смертный грѣхъ. Мамаша, распорядитесь.

НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Лили права, какъ всегда. Люди должны помнить свое мѣсто и не переходить границъ.

МАТЬ. Я никогда никому не сдѣлала зла, но нѣкоторыхъ видовъ фамильярности я не прощаю.

ДРУГЪ ДОМА. Я люблю меньшого брата, но, если онъ злоупотребляетъ нашею гуманностью до посягновеній на исключительныя права и привилегіи, то я — умываю руки.

ДЯДЯ. Мои передовыя убѣжденія всѣмъ извѣстны, но я совершенно съ сами согласенъ. Особенно, когда въ газетахъ только и читаешь, что холера да холера.

ДѢДУШКА Дезинфицировать! Немедленно дезинфицировать! Всю квартиру!

ДЯДЯ. Да, пожалуй, не лишнее.

МАТЬ. Мамаша, распорядитесь.

ДЯДЯ. Конечно, всѣ люди равны, но существуютъ разграниченія породъ.


Еще от автора Александр Валентинович Амфитеатров
Дом свиданий

Однажды в полицейский участок является, точнее врывается, как буря, необыкновенно красивая девушка вполне приличного вида. Дворянка, выпускница одной из лучших петербургских гимназий, дочь надворного советника Марья Лусьева неожиданно заявляет, что она… тайная проститутка, и требует выдать ей желтый билет…..Самый нашумевший роман Александра Амфитеатрова, роман-исследование, рассказывающий «без лживства, лукавства и вежливства» о проституции в верхних эшелонах русской власти, власти давно погрязшей в безнравственности, лжи и подлости…


Мертвые боги (Тосканская легенда)

Сборник «Мертвые боги» составили рассказы и роман, написанные А. Амфитеатровым в России. Цикл рассказов «Бабы и дамы» — о судьбах женщин, порвавших со своим классом из-за любви, «Измена», «Мертвые боги», «Скиталец» и др. — это обработка тосканских, фламандских, украинских, грузинских легенд и поверий. Роман «Отравленная совесть» — о том, что праведного убийства быть не может, даже если внешне оно оправдано.


Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков

В Евангелие от Марка написано: «И спросил его (Иисус): как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, ибо нас много» (Марк 5: 9). Сатана, Вельзевул, Люцифер… — дьявол многолик, и борьба с ним ведется на протяжении всего существования рода человеческого. Очередную попытку проследить эволюцию образа черта в религиозном, мифологическом, философском, культурно-историческом пространстве предпринял в 1911 году известный русский прозаик, драматург, публицист, фельетонист, литературный и театральный критик Александр Амфитеатров (1862–1938) в своем трактате «Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков».


Наполеондер

Сборник «Мертвые боги» составили рассказы и роман, написанные А. Амфитеатровым в России. Цикл рассказов «Бабы и дамы» — о судьбах женщин, порвавших со своим классом из-за любви, «Измена», «Мертвые боги», «Скиталец» и др. — это обработка тосканских, фламандских, украинских, грузинских легенд и поверий. Роман «Отравленная совесть» — о том, что праведного убийства быть не может, даже если внешне оно оправдано.Из раздела «Русь».


Жар-цвет

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Павел Васильевич Шейн

«К концу века смерть с особым усердием выбирает из строя живых тех людей века, которые были для него особенно характерны. XIX век был веком националистических возрождений, „народничества“ по преимуществу. Я не знаю, передаст ли XX век XXI народнические заветы, идеалы, убеждения хотя бы в треть той огромной целости, с какою господствовали они в наше время. История неумолима. Легко, быть может, что, сто лет спустя, и мы, русские, с необычайною нашею способностью усвоения соседних культур, будем стоять у того же исторического предела, по которому прошли теперь государства Запада.