Душой наизнанку - [5]

А кругом — врагом наплывает гибель:

Льёт на палубу солнце свой жёлтый жир;

Судно чёрных людей, повелитель рыбий,

Косоглазою смертью спешит на пир!..

Храбрецами заморский корабль полнится,

Чужеземною тучей летит супостат…

Сыто скалятся недругов смуглые лица,

Полумесяцы сабель блестят!

Мы жевали жадно горячий воздух,

Нас в солёном масле тушила сушь…

А с родимого брега, сулящего роздых,

Вся Норвегия скальдом вздымала посох:

Это старец молился за славу душ.

Белой птицей скакал — босиком по скалам;

Завывая, к суровым взывал богам…

Мы горели, но верили — дело за малым:

Возвратиться во славе к своим берегам!

С горизонта,

как с наковальни ада,

К полю брани — тени грозою шли…

Трёхголовою ведьмой неслась громада —

Это смерть с мавританской летела земли!..

Вслед за братом, что пеклу по роду угоден,

Вслед за первой ордою — тройная рать!

Мы хрипели хором: «Храни нас, Один!»

Лишь отваги молили дать…

Мы хрипели певучим туманом Норда

И сжимали эфесы стальным кулаком…

И казалось — мощью родного фьорда

Собирался над шлемами гром.

Мы алкали ратной победы гордо —

Иль конца, но в геройстве своём.

Только гуще жара; и огнями агоньи

Мельтешат моряки на чужом корабле.

Наши вёсла — усталые крылья драконьи —

Измождённо повисли в зелёной смоле.

Эта липкая вязь паруса лизала,

Но холодной мощью резвился взор.

Нас тянуло в бой: нас ждала Вальгалла,

Нас напитывал мощью Тор!..

Песня тихая старца сквозь мили звучала

Громогласно, как странный хор…

Недруг ближе и ближе, громаднее, строже:

Всё безумней дудит, что неведомый зверь…

И кривятся на вражеских палубах рожи —

Ох, напрасно! Не знают варяги дрожи,

Мы сражаемся до обескровленной кожи

И уходим в морскую серь!..

Был суровым бой, словно серый север,

Словно самый варяжский род.

Кровенел белоснежной пены клевер

На лазури морских широт.

Мы не смели чуять ни ног, ни боли,

Как не чуяли б их праотцы;

И один за одним в чужеводной соли

Находили приют бойцы.

Но орда чернолицая нас не пугала,

Мы рубились — и всё горячей!..

И, казалось, уже улыбалась Вальгалла

Нам приветственным звоном мечей…

И хрустели мачты, корма хрустела,

С четырёх неприятель сторон ликовал…

Бушевал он, кромсая драконье тело;

Бился моря кровавый шквал!

С четырёх сторон вражья грудь дудела,

Точно дьявольский двор пировал!..

Тут безмолвный драккар заревел драконом,

На дыбы поднялся, скрипя кормой…

Мы схватились за мачты, и в страхе зелёном

Враг застыл побледневшей тьмой.

Паруса надулись внезапной бурей,

Запестрили молнии страстью фурий!..

А дракон неистово бил крылами,

Обезумев, рычал и пучину рыл;

И разило врага ледяное пламя,

Смертоносный огонь разил!..

Вся Норвегия щедро свистела ветрами

И дышала в жабры ветрил!

…

Мы под звёздами плыли по слёзной смоли,

Да с победой — к священным норвежским лесам…

В край, где белые скальды бросаются в море,

Отдавая жизнь — парусам.

Lepidoptera [1]

I. Chrysalis

Балкон, как кокон, заковал —

Меня в себе замуровал.

Дрожит решетка, рвётся прочь:

За нею — ночь.

И ночь хохочет сквозь неё,

Кусает сердце ночь моё;

Сосёт душонку злое вне —

Гудит во мне!..

А под ногами — океан,

В картонный пол грохочет, пьян,

Штормит в картинный мой шатёр

Решёток-штор.

Трещи, шатёр! Ломайся, гроб!

Рассыпься, темень, вязью троп!

Из всех дорог — лучись одна,

То путь от пут — до дна, до дна!..

Греми, Вальпургиева ночь!

Реви, пурги волшебной дочь!

Гарпуном в бездну тянет мать —

Я улетаю… Колдовать!

II. Holometabola

танцуй

танцуй с берёзами

чьи волосы касаются балкона

танцуй

как шелест розовый

стрекозами

рассветного лона

танцуй

взлетай, безумная!

бессмертная=беззимная —

к венцу

под взор Везувия

на вечный сон

вези меня:

вези меня

в завесу — вёснами:

неси ненастьями

востока синего;

виски мои

зайдутся воздухом;

пойду за пастырем

расстанусь с именем.

вези

на зов Везувия —

чтоб каплей канула

в седые выси я;

вблизи

гора — беззубая

и безвулканная

и славно Лысая!..

Блаженный

Я о горе не ведал ни духом, ни сном,

И любить я умел в миллион киловатт…

Мой намоленный дом измалёван огнём —

Я ли в этом, скажи, виноват?

Отвернулась любовь, упрекая навзрыд,

Отвернулись друзья, бормоча наугад;

Нынче дом пепелится — но сердце горит!

Я ли в этом, скажи, виноват?

А на долгой, на подлой, патлатой войне

Душу в родину выдохнул срубленный брат…

Соль-отчаянье рученьки тянет ко мне —

Сударь-горе негорд и рогат!..

Я растлен и разбит, как разгромленный град…

Но всю муку бы выстрадал, каждый снаряд

Ел бы грудью — как манну… Когда б листопад

Взвыл надгробными трубами выжженных хат:

«Виноват. Виноват… Виноват!»

Только немо ты, небо, в ответ на мольбы;

Сжаты зубы у каждой сожжённой избы…

Рвал я волосы с корнем, как рвёт древеса

Из рыдающей почвы фашист-ураган;

Комья пепла на голову снегом бросал,

Пепел соли — в овраги ран!..

Словно бес, небесину хулою кромсал,

Исплясались по сини-то розги угроз…

«Боже! Отче! За что Ты меня покарал?» —

Горло драл, словно гром, вопрос.

Ты безмолвствовал, Господи… Молча глядел

На бессилья слепого последний предел.

И тогда, сатанея в бесплотной мольбе,

Я греховным сменил гореборческий вой.

Боже, Отче!.. Душа усомнилась в Тебе,

Словно был я забыт Тобой!

Я уже не грозил — но в грязи низлежал,

Не хулил лиходеем — но в хиль холодел…

Мне безверье — межрёберно вбитый кинжал —

По щекам раскрошило мел…

И бледнел я, как пепел, как время войны;