Существует такое расхожее клише: «Эта книга представлена на суд читателя!» Ну что ж, суд так суд. Устроим судилище. Поэтам не привыкать.
Итак, что же побудило автора совершить это деяние — написать книгу? А ведь автор рецидивист — данная книга уже третья. В её-то годы! Взглянешь на поэта-то — воробышек! Косточки, жёрдочки, углы. Глаза! Ан поэт. Да ещё и один из мощнейших.
Как известно, поэт не тот, кто пишет стихи. И даже не тот, кто не может не писать. Поэт всей своей сутью непрерывно пребывает в метафизическом пространстве, где вселенная организована по иным законам, а речь является «высшей формой существования языка». И природа истинного поэта, кем, без сомнения и всяких гендерных условностей, является Юлия Мамочева, в конечном итоге проецируется на бумажный лист, приобретая своё буквенное тело. Судить поэта за стихи всё равно что судить журавля за курлыканье.
Вы скажете (или не скажете, какая разница): «Да у любого графоманьяка писанины больше в разы! Зачем нам ещё и опусы этой малолетки?» Ну, зачем — решать вам. Книгу-то вы в руках держите, и вряд ли под дулом пистолета. И насчёт графоманов не ко мне. Ко мне по поводу поэта Юлии Мамочевой.
Остановиться? А сами где взяли бы силы вы?
Остепениться? О, соло — иная степь!
Я хочу выплясать словом все эти символы:
Весь этот космос растёт из моих костей!..
Поэт-шаман, поэт-кликуша, поэт-Прометей, расшатывающий цепи. Ей, худышке, тесно под небом; её больше, чем самой планеты, и если бы Юля не вмещалась в свои стихи, знаете, что было бы? Ядерный взрыв нам показался бы шутихой. Так-то. А заметьте, какова нахалка! Ей, видите ли, языка Пушкина, Тургенева, Ахматовой не хватает! Я сейчас не про её полиглотство — ой, пардон, мультилингвальность — и многочисленные переводы классиков мировой литературы как туда, так и обратно, о нет! Будто движением брови демиурга на месте зияющих лакун, зримых только зиждящему Поэту, из небытия возникают слова. И какие! Слова-инкрустации, слова-оружие, слова-существа.
Воздымалась грудь корабля-дракона,
Вороной буран хрипотливо ржал.
Белый скальд с бородой как дубовая крона
Побережною песней нас в путь провожал.
И так, поверьте-проверьте, на каждом шагу. Однако и знакомыми словами Юлия умудряется плести такую вязь красоты, силы и смысла, что идти по стиху приходится буквально на ощупь, держась за текст как за нить Ариадны.
Я как бы слышу саркастические выкрики из зала: «А как же засилье аллитераций в ейных стихах, этой болезни молодых да начинающих, а?» Ну что ж… Спасибо, что знаете умное слово. Но больше, пожалуйста, не кричите. Значит, аллитерации, так? (Кивок.) Поясню. Действительно, многие молодые авторы, только ступившие на стезю пиитства, грешат этим делом, как любые неофиты, дорвавшиеся до ранее запертого арсенала. Потом, в процессе роста, этот приём, как правило, нивелируется, растворяется, ибо служит атрибутикой формы в ущерб содержанию. Но к нашему гению (ой! Я это вслух сказал? Чёрт…) эта тенденция отношения не имеет. Тут, друзья, несколько иные мощностя. Тут, так сказать, Ниагара, где всему места хватает — и играм молодого льва, и засмертной мудрости хтонического чудовища, и даже антропоморфным экзерсисам. Тут у вас задача простая — не захлебнуться. Особо впечатлительным я советую читать Мамочеву через трубочку. Два раза в сутки. Вместо еды.
Пожалуй, это единственное, в чём можно упрекнуть поэта Мамочеву. Перенасыщенность образами текстового пространства в отдельно взятом произведении у неё такова, что поэту-человеку хватило бы на целую книгу, а то и две. Что сказать, титан, своей силы не знающий. Эстетический же и смысловой вес её тропов сопоставим, полагаю, с весом атомного ядра.
Но набольшую ценность, на мой искушённый взгляд (а он искушён — мне же доверили здесь умничать), представляют не стихи Юли как таковые — чудные, ювелирные, клубящиеся, вздымающие волосы, — а сам (внимание!) её поэтический язык как ещё одна, доселе не существующая стихия. Стихия, в которой нет ничего заёмного или вторичного. Именно в ней заключена матрица души и духа поэта Юлии Мамочевой. И перелистывая страницы этой книги, помните, что вы прикасаетесь к высшей форме существования языка редчайшего в своей истинности поэта. Поэтому помойте, пожалуйста, руки. Заседание окончено.
Максимилиан Потёмкин, поэт, профессиональный актёр, культуртрегер