Душевая, или Несколько заметок о рецепции гигиены в эпоху постмодерна - [8]

Шрифт
Интервал

Гэри замирает. То есть они продолжают идти между могильных камней, но ему кажется, будто он замер и время замерло, сам воздух стал плотным и вязким, словно обеззараженная вода в бассейне. В 1997-м я бы не так боялась и не вышла бы за тебя. Он хочет переспросить: что ты сказала? — но не может вымолвить ни слова.

— Это только кажется, что люди убегают, потому что боятся будущего, — продолжает Тамми, — на самом деле, мы бежим, потому что боимся прошлого. В нас живет память о тех, кто убежал, и тех, кто не смог убежать. Память о родных, знакомых, соседях. Тех, кто остался в Шанхае, когда пришли японцы. Тех, кто не ушел с Гоминьданом в 1949-м. Тех, кто сгинул во время чисток и культурной революции. Мы все здесь — потомки тех, кто смогли сбежать, потомки выживших.

Тамми говорит и все время чуть гладит руку Гэри, и он понимает: он — та самая лодка, на которой вьетнамцы уплывали от коммунистов, плот, на котором кубинцы бежали от Кастро, спасательный круг, в который три года назад вцепилась Тамми и вместе с ней — ее мертвые дед и бабка. И он в ответ тоже вцепляется в ее руку, последней, отчаянной хваткой, так сильно, что Тамми вскрикивает, и Гэри, повернувшись, шепчет пересохшими губами: Ты не бросишь? Ты меня не оставишь? — как будто молит о спасении.

Ветер колышет подол цветастого платья, ветер доносит запах неведомых духов и тропических цветов, гавайское солнце сквозь щели в плетеной шляпе расцвечивает лицо Тамми оспинами светлых пятен. Японское кладбище, древнее, но не заброшенное, за тысячи миль от ее Гонконга и Шанхая, его Нью-Йорка и Литвы.

— Я люблю тебя, — говорит Тамми, — зачем бы я стала об этом рассказывать, если бы не любила? Неважно, почему я вышла замуж в 1997-м — важно, почему я с тобой сегодня.

Поднимаются на лифте, открывают дверь ключом, входят в квартиру — и Гэри, бросив чемодан в прихожей, сразу бежит в ванную: вымыть руки бактерицидным мылом, смыть грязь двух аэропортов. За спиной привычно посмеивается Тамми — не первый перелет, не первое возвращение, все, как всегда.

Нет, не все.

На пороге ванной Гэри замирает. Дыхание перехватывает. Неслышный крик рвется из легких, дрожь корежит тело. Закрыв глаза, на ощупь закрывает за собой дверь, поворачивает ручку и сползает вниз. Считает вдохи и выдохи, пять, нет, лучше десять — и только потом открывает глаза.

Они лежат повсюду. Черные, мертвые, скорченные. Поджавши лапки, беспомощно растопырив усы. Их здесь сотни. Или тысячи.

В этот страшный миг Гэри понимает: нельзя, чтобы Тамми узнала. Женщина, которая верит, что все живые существа в одном из перерождений были ее матерью, никогда не сможет мыться в душе, где умерло несколько тысяч тараканов.

Вот что значит «решать глобально на уровне всего дома». Наверно, в назначенный день они оповестили жильцов и… и что? Пустили газ?

Вот оно — окончательное решение проблемы тараканов.

Гэри делает вдох и начинает собирать мертвые тельца насекомых.

Наверное, думает он, они пытались спастись. Они шли по этому кафельному полу, по черно-белой, расчерченной на клетки пустыне в надежде на спасение. Шли и умирали.

Извините, одними губами говорит Гэри и дергает рычажок сливного бачка.

Ночью он лежит рядом с Тамми, обняв так, как невозможно обнять жену даже в самой лучшей гостиничной кровати, сладким, родным, домашним объятием. Лежит и вспоминает первую ночь в Гонконге, сбивчивый шепот, неумелые ласки, ощущение чуда. Тогда, всю ночь то и дело просыпаясь от невозможного счастья, он спрашивал себя: как такая женщина может быть с ним, с таким, какой он есть — плешивый, некрасивый, немолодой?

Он повторял вопрос все эти годы — и теперь знает ответ: неважно как, важно, что она с ним, важно, что любит его.

Он прижимается к Тамми, вдыхает знакомый запах и снова вспоминает первую ночь, поднятый тапок, устрашающее насекомое. Шепотом, чтобы не разбудить, спрашивает:

— Тамми, а правда буддисты верят, что все живые существа спасутся?

Тамми поворачивается, целует долгим, неспешным поцелуем, а потом роняет в ухо горячим шепотом:

— Да. Все спасутся. Когда-нибудь все спасутся.

Через час они заснут, уставшие и счастливые, но посреди ночи Гэри проснется. Осторожно освободившись от объятий, пойдет в душ и, стоя на пороге, щелкнет выключателем. И тогда на секунду он заметит какое-то легкое движение — словно мелькнула тень, словно кто-то бросился к стоку душа, мелко перебирая лапками, кто-то, кто выжил, кто спасся.

А может, ему только показалось.

Ведь Гэри близорук, а кто посреди ночи надевает очки, идя в туалет?



Еще от автора Сергей Юрьевич Кузнецов
Учитель Дымов

Сергей Кузнецов — писатель, журналист, культуртрегер. Автор романов «Шкурка бабочки», «Хоровод воды», «Калейдоскоп. Расходные материалы», входивших в длинные и короткие списки всех самых престижных российских литературных премий и переведённых на многие иностранные языки.Роман будет опубликован издательством АСТ (Редакция Елены Шубиной).Благодарим Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency за содействие в приобретении прав.

Хоровод воды

Сергей Кузнецов – журналист, писатель, известный сетевой деятель. Автор романов «Шкурка бабочки», «Нет» (в соавторстве с Линор Горалик), трилогии «Девяностые: сказки».Герои нового романа «Хоровод воды» – современные жители мегаполиса, у них нет практически ничего общего – только ушедшие поколения предков: каждый из них – часть одной большой семьи. Только не все об этом знают…Время, как толща воды, разделяет людей из разных эпох. Среди них – русский дворянин, ставший чекистом, и продавец обувного магазина, женщина-снайпер и когда-то талантливый спившийся художник, бизнесмен-аквариумист и ученый-шестидесятник.

Нет

В мире, где главный враг творчества – политкорректность, а чужие эмоции – ходовой товар, где важнейшим из искусств является порнография, а художественная гимнастика ушла в подполье, где тело взрослого человека при желании модифицируется хоть в маленького ребенка, хоть в большого крота, в мире образца 2060 года, жестоком и безумном не менее и не более, чем мир сегодняшний, наступает закат золотого века. Деятели индустрии, навсегда уничтожившей кино, проживают свою, казалось бы, экстравагантную повседневность – и она, как любая повседневность, оборачивается адом.

Серенький Волчок

Знаменитый испанец Артуро Перес-Реверте благословил Сергея Кузнецова на писательские подвиги и не ошибся: романы Кузнецова — образец увлекательной интеллектуальной литературы, в которых комизм переплетается с трагизмом, а напряженная интрига и динамичный сюжет соседствуют с чистой лирикой. …Эти люди считали себя яппи. Они были уверены, что с ними ничего не может случиться. Они ужинали в лучших ресторанах и пили кофе в редких московских кофейнях. Москва, август 1998-го, экономический кризис. Таинственное убийство.

Шкурка бабочки

«Когда-то я мечтал быть рок-звездой. Стоять на сцене, залитой кровью, как Игги Поп или Ник Рок-н-Ролл. Моя мечта сбылась. Я стал серийным убийцей».Интернет-газета рассказывает о преступлениях маньяка-убийцы. Амбициозная журналистка, склонная к мазохизму, ищет экстремального секса. Маньяк убивает снова и снова. Эти двое искали друг друга всю жизнь. Там, где они встретятся, останется лишь пустота и боль. А боль не знает лжи.«Я бы хотел написать книгу, где красота природы и красота смерти слились бы воедино. Эта книга была бы ложью – потому что, когда убиваешь, не думаешь о временах года.

Веселые человечки: культурные герои советского детства

Сборник статей о персонажах детских книг, кино-, теле- и мультфильмов.Карлсон и Винни-Пух, Буратино и Электроник, Айболит и Кот Леопольд, Чебурашка и Хрюша — все эти персонажи составляют «пантеон» советского детства, вплоть до настоящего времени никогда не изучавшийся в качестве единого социокультурного явления. Этот сборник статей, написанных специалистами по разным дисциплинам (историками литературы, антропологами, фольклористами, киноведами…), представляет первый опыт такого исследования. Персонажи, которым посвящена эта книга, давно уже вышли за пределы книг, фильмов или телепередач, где появились впервые, и «собрали» вокруг себя множество новых смыслов, став своего рода «иероглифами» культурного сознания современной России.

Рекомендуем почитать
Избранное

В книгу включены избранные повести и рассказы современного румынского прозаика, опубликованные за последние тридцать лет: «Белый дождь», «Оборотень», «Повозка с яблоками», «Скорбно Анастасия шла», «Моря под пустынями» и др. Писатель рассказывает об отдельных человеческих судьбах, в которых отразились переломные моменты в жизни Румынии: конец второй мировой войны, выход из гитлеровской коалиции, становление нового социального строя.

Человек из тридцать девятого

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Солнце сквозь пальцы

Шестнадцатилетнего Дарио считают трудным подростком. У него не ладятся отношения с матерью, а в школе учительница открыто называет его «уродом». В наказание за мелкое хулиганство юношу отправляют на социальную работу: теперь он должен помогать Энди, который испытывает трудности с речью и передвижением. Дарио практически с самого начала видит в своем подопечном обычного мальчишку и прекрасно понимает его мысли и чувства, которые не так уж отличаются от его собственных. И чтобы в них разобраться, Дарио увозит Энди к морю.

Мастерская дьявола

«Мастерская дьявола» — гротескная фантасмагория, черный юмор на грани возможного. Жители чешского Терезина, где во время Второй мировой войны находился фашистский концлагерь, превращают его в музей Холокоста, чтобы сохранить память о замученных здесь людях и возродить свой заброшенный город. Однако благородная идея незаметно оборачивается многомиллионным бизнесом, в котором нет места этическим нормам. Где же грань между памятью о преступлениях против человечности и созданием бренда на костях жертв?

Сфумато

Юрий Купер – всемирно известный художник, чьи работы хранятся в крупнейших музеях и собраниях мира, включая Третьяковскую галерею и коллекцию Библиотеки Конгресса США. «Сфумато» – роман большой жизни. Осколки-фрагменты, жившие в памяти, собираются в интереснейшую картину, в которой рядом оказываются вымышленные и автобиографические эпизоды, реальные друзья и фантастические женщины, разные города и страны. Действие в романе часто переходит от настоящего к прошлому и обратно. Роман, насыщенный бесконечными поисками себя, житейскими передрягами и сексуальными похождениями, написан от первого лица с порядочной долей отстраненности и неистребимой любовью к жизни.

Во власти потребительской страсти

Потребительство — враг духовности. Желание человека жить лучше — естественно и нормально. Но во всём нужно знать меру. В потребительстве она отсутствует. В неестественном раздувании чувства потребительства отсутствует духовная основа. Человек утрачивает возможность стать целостной личностью, которая гармонично удовлетворяет свои физиологические, эмоциональные, интеллектуальные и духовные потребности. Целостный человек заботится не только об удовлетворении своих физиологических потребностей и о том, как «круто» и «престижно», он выглядит в глазах окружающих, но и не забывает о душе и разуме, их потребностях и нуждах.