Душевая, или Несколько заметок о рецепции гигиены в эпоху постмодерна - [7]
Но все равно: ревность — проявление инстинкта мужчины-собственника, она унижает, она недостойна современного человека. Потому утром Гэри сказал, что Тамми совершенно ни к чему слушать его доклад — она и так знает все, о чем он будет говорить: каждую свою мысль он сто раз проговаривал с ней в их нью-йоркской квартире. Так что Тамми нечего делать на этой скучной конференции, и он будет только рад, если она пойдет на пляж вместе с Оливером и Омоту.
Ну, молодец. Проявил сознательность. Выступай теперь перед равнодушным залом таких же скучающих профессоров, как и ты сам.
Вздохнув, Гэри берет папку с докладом и под жидкие аплодисменты поднимается на кафедру.
Он заметил Омоту, как раз когда приступил к выводам — сформулированным, несмотря на очевидную самому Гэри банальность, в меру изящно и парадоксально. Она сидит в пятом ряду, скрестив длинные черные пальцы, косички на ее голове покачиваются в такт кивкам. Похоже, сидит уже давно — только близорукий Гэри мог не заметить раньше. Дыхание перехватило: почему Омоту тут? Опять поругалась с Оливером? И, значит, Тамми…
От волнения Гэри пропускает промежуточный тезис и, извинившись, возвращается назад. Какой ерундой кажется сейчас все, что он говорит. Закончить скорее, узнать у Омоту, куда подевались Тамми и Оливер. Ей же тоже должно быть не все равно? А может, может она сама рада избавиться от надоевшего и хамоватого любовника?
Гэри не может рассмотреть выражение лица Омоту, но ему кажется: она улыбается. Может, ей просто нравится его доклад? Вряд ли, конечно.
Оттараторив выводы, Гэри возвращается в зал, председатель объявляет перерыв, и все устремляются к термосам с кофе.
Гэри пытается протолкнуться к Омоту, но кто-то берет его за локоть. Он оборачивается.
— Прекрасный доклад, милый, — говорит Тамми, — хорошо говорил, только в конце немного скомкал.
— Ты была тут?
— Ну да. Пришла, еще на нацистских тараканах, но не могла до тебя добраться. Махнула рукой, но ты не заметил.
— А Оливер?
Тамми пожимает плечами:
— У него какой-то конференц-колл, он все утро проторчал в номере. Мы с Омоту плавали в бассейне. Она, кстати, тоже собиралась прийти.
— Да-да, — кивает Гэри, — я ее видел, вот же она!
Раздвигая толпу туго затянутым бюстом, Омоту спешит к ним модельно-спортивным шагом.
— Гэри, я потрясена, — кричит она, — даже не ожидала, что ты занимаешься такими интересными вещами!
Оливер и Омоту сидят в креслах бизнес-класса. Они покидают Кауаи — и вместе с ними исчезает возможность смотреть на Гэри Розенцвейга как мелкого невротика, нью-йоркского неудачника из Сити-колледжа, пародийную фигуру, составленную из цитат Вуди Аллена.
Омоту глядит в окно — далеко внизу посреди бескрайнего океана маленький остров, затерянный между Америкой и Азией, песчаные пляжи, плавники акул в прибрежных водах, угрозы цунами, тропические цветы, пальмовые листья и полуголые гаитянки. Нигерия — где-то на другом конце света, в другом океане, в другом полушарии.
Оливер опускает спинку сиденья и надевает наглазник: в самолете он любит спать. Омоту достает из сумки толстый роман в красно-белой обложке.
След от самолета растворяется в тихоокеанском небе, крылатая серебряная капля удаляется, превращается в точку, исчезает.
Покрытый мхом камень, на нем — иероглифы и даты. Рядом — свежие цветы.
— Ты представляешь, — говорит Гэри, — это же больше ста лет, прошлый век… то есть позапрошлый, — поправляется он.
Тамми в легком летнем платье, в плетеной зеленой шляпе из пальмовых листьев — да-да, от того самого древолаза из Бруклина! — нагибается и пытается разобрать дату: 18… а дальше стерлось. Но цветы свежие.
— Ты можешь разобрать иероглифы? — осторожно спрашивает Гэри, — вроде японцы их заимствовали…
— Что тут разбирать? — пожимает плечами Тамми, — имя, фамилия, профессия — что еще тут могли написать?
— Потрясающе, что они до сих пор приносят цветы на могилы своих предков, — говорит Гэри.
Тамми пожимает плечами.
Они молча идут между могильными камнями, Тамми легко касается рукой его кисти. Ветерок доносит запах — духи, названия которых он не помнит, воткнутый в шляпу цветок, названия которого не знает.
— Почему Оливер считал, что нам обязательно надо сюда? — спрашивает Тамми.
Оливер и Омоту улетели два дня назад — ни Гэри, ни Тамми не сказали о них ни слова, будто бы их и не было здесь.
Молчание — как непроницаемая завеса, как меч Зигфрида. И вот наконец Тамми говорит:
— Почему Оливер считал, что нам обязательно надо сюда?
— Почему? — повторяет за ней Гэри. — Ну, может, он думал: тебе, как азиатке, интересно японское кладбище на Гавайях?
— Ты же знаешь — моя семья бежала от японцев. Из Шанхая, в 1936-м.
Гэри кивает.
— Ты удивляешься, что японцы помнят своих предков спустя сто лет, — говорит Тамми, — но это потому, что ты не понимаешь, насколько предки определяют нашу жизнь. Я подумала на днях, что если бы бабушка и дедушка не убежали тогда, мы бы не поженились с тобой.
— Ну да, — соглашается Гэри, — ты бы выросла в коммунистическом Китае, жила бы сейчас где-нибудь в Пекине или в том же Шанхае… Мы бы вообще не были знакомы.
— Нет, — качает головой Тамми, — не это. Все было бы иначе, если бы бабушка и дедушка не бежали в Гонконг, а, скажем, родились там. Я была бы не гонконгская девушка родом из Шанхая, а просто — гонконгская девушка. И, может, в 1997-м я бы не так боялась и не вышла бы за тебя. Вон сколько моих одноклассниц остались — и ничего, живут, пишут, что всем довольны.
Сергей Кузнецов — писатель, журналист, культуртрегер. Автор романов «Шкурка бабочки», «Хоровод воды», «Калейдоскоп. Расходные материалы», входивших в длинные и короткие списки всех самых престижных российских литературных премий и переведённых на многие иностранные языки.Роман будет опубликован издательством АСТ (Редакция Елены Шубиной).Благодарим Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency за содействие в приобретении прав.
Сергей Кузнецов – журналист, писатель, известный сетевой деятель. Автор романов «Шкурка бабочки», «Нет» (в соавторстве с Линор Горалик), трилогии «Девяностые: сказки».Герои нового романа «Хоровод воды» – современные жители мегаполиса, у них нет практически ничего общего – только ушедшие поколения предков: каждый из них – часть одной большой семьи. Только не все об этом знают…Время, как толща воды, разделяет людей из разных эпох. Среди них – русский дворянин, ставший чекистом, и продавец обувного магазина, женщина-снайпер и когда-то талантливый спившийся художник, бизнесмен-аквариумист и ученый-шестидесятник.
В мире, где главный враг творчества – политкорректность, а чужие эмоции – ходовой товар, где важнейшим из искусств является порнография, а художественная гимнастика ушла в подполье, где тело взрослого человека при желании модифицируется хоть в маленького ребенка, хоть в большого крота, в мире образца 2060 года, жестоком и безумном не менее и не более, чем мир сегодняшний, наступает закат золотого века. Деятели индустрии, навсегда уничтожившей кино, проживают свою, казалось бы, экстравагантную повседневность – и она, как любая повседневность, оборачивается адом.
Знаменитый испанец Артуро Перес-Реверте благословил Сергея Кузнецова на писательские подвиги и не ошибся: романы Кузнецова — образец увлекательной интеллектуальной литературы, в которых комизм переплетается с трагизмом, а напряженная интрига и динамичный сюжет соседствуют с чистой лирикой. …Эти люди считали себя яппи. Они были уверены, что с ними ничего не может случиться. Они ужинали в лучших ресторанах и пили кофе в редких московских кофейнях. Москва, август 1998-го, экономический кризис. Таинственное убийство.
«Когда-то я мечтал быть рок-звездой. Стоять на сцене, залитой кровью, как Игги Поп или Ник Рок-н-Ролл. Моя мечта сбылась. Я стал серийным убийцей».Интернет-газета рассказывает о преступлениях маньяка-убийцы. Амбициозная журналистка, склонная к мазохизму, ищет экстремального секса. Маньяк убивает снова и снова. Эти двое искали друг друга всю жизнь. Там, где они встретятся, останется лишь пустота и боль. А боль не знает лжи.«Я бы хотел написать книгу, где красота природы и красота смерти слились бы воедино. Эта книга была бы ложью – потому что, когда убиваешь, не думаешь о временах года.
Сборник статей о персонажах детских книг, кино-, теле- и мультфильмов.Карлсон и Винни-Пух, Буратино и Электроник, Айболит и Кот Леопольд, Чебурашка и Хрюша — все эти персонажи составляют «пантеон» советского детства, вплоть до настоящего времени никогда не изучавшийся в качестве единого социокультурного явления. Этот сборник статей, написанных специалистами по разным дисциплинам (историками литературы, антропологами, фольклористами, киноведами…), представляет первый опыт такого исследования. Персонажи, которым посвящена эта книга, давно уже вышли за пределы книг, фильмов или телепередач, где появились впервые, и «собрали» вокруг себя множество новых смыслов, став своего рода «иероглифами» культурного сознания современной России.
«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.
Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.