Душа за работой: От отчуждения к автономии - [15]
На этом, собственно говоря, и завершается рефлексия Альтюссера, осуществляемая им исходя из критики историцизма и претензий идеализма на ментальное воспроизведение реальности. Тем самым Альтюссер позволяет нам увидеть нечто такое, что в имплицитном виде было заключено уже в книге Маркса: мир, в который мы погружаемся, чтобы действовать, бороться и преобразовывать его, представляет собой в первую очередь продукт производства. Разумеется, речь идёт в первую очередь о выполненной людьми в прошлом работе, но также и о результате умственной деятельности (в прошлом и настоящем).
Между тем из тезиса Маркса вытекает и ещё один вывод. Альтюссер лишь мельком касается этого вопроса, не углубляя его. И напротив, сам же Маркс в своих сочинениях и в том числе всё в том же «Введении» 1857 года достаточно ясно затрагивает данную проблематику. Речь идёт о производительном характере умственного труда, иначе говоря, о переходе от понятия «абстрактный труд» к понятию «всеобщий интеллект».
Что означает, по Марксу, «абстрактный труд»? Под этим понятием он подразумевает деятельность, направленную на простое изготовление меновой стоимости, иными словами, простое вложение рабочего времени, овеществлённое в стоимости. То обстоятельство, что занимающая определённый отрезок времени деятельность приводит к изготовлению предметов, обладающих той или иной утилитарной ценностью, с точки зрения капитала не имеет никакого значения. Капиталу безразлично, что получается в результате затраченного на протяжении рабочего времени труда: красивая обувь или же кастрюли для варки картошки. Капитал интересует лишь одно: при помощи данных предметов можно осуществить накопление капитала. Иначе говоря, для капитала имеет значение лишь производство абстрактной стоимости. В этих целях капиталу приходится мобилизовать не какие-то специфические, конкретные творческие достоинства предметов, полезные в количественном отношении, но абстрактный, бескачественный расход рабочего времени.
Безразличие к определённому виду труда предполагает весьма развитую совокупность действительных видов труда, ни один из которых не является более господствующим. Таким образом, наиболее всеобщие абстракции возникают вообще только в условиях богатого конкретного развития. <… > С другой стороны, эта абстракция труда вообще есть не только духовный результат конкретной совокупности видов труда. Безразличие к определённому виду труда соответствует общественной форме, при которой индивидуумы с лёгкостью переходят от одного вида труда к другому и при которой какой-либо определённый вид труда является для них случайным и потому безразличным>26.
Под абстрактным трудом мы подразумеваем такой, при котором работник тратит своё время на производство стоимости в условиях полнейшего безразличия к полезным качествам продукта своего труда. Абстракция труда, то есть трансформация человеческой активности в бессмысленное расходование абстрактного времени, постепенно распространяется на все сферы социальной деятельности. В итоге же указанного процесса сфера производства, где господствуют законы стоимости, поглощает ещё и умственную деятельность; следовательно, имеет место сужение и абстрагирование умственной деятельности.
Вот этот второй вывод, который развивает Маркс в Grundrisse (и не только во «Введении», но и даже в ещё большей степени в той части, которую традиционно именуют «Фрагмент о машинах»), стал одним из ключевых пунктов операистских и композиционистских теорий 1960—1970-х годов. Тем самым был проложен путь к осмыслению наиболее современных тенденций в развитии капиталистического способа производства: поглощение умственного труда процессом производства и постепенное сведение умственного труда к абстрактному, то есть труду, не нацеленному на изготовление качественного предмета, бессодержательному; одним словом, к простому расходованию умственного времени на производство меновой ценности.
III. Техника и всеобщий интеллект
Конкретная целостность в Grundrisse
Критический гуманизм 1960-х годов (связанный в первую очередь с именами Сартра и Маркузе) черпал энергию в «Ранних произведениях» Маркса. Оригинальная подлинность человеческой личности расценивалась здесь как исходная точка и одновременно как телеологическое содержание революционной деятельности.
При этом структурализм Альтюссера в первую очередь был нацелен на новое прочтение «Капитала», поскольку структура производственного процесса рассматривалась здесь как локус, в лоне которого формируется как критика существующего мира, так и ведущий к его уничтожению революционный процесс.
Что же касается итальянского неомарксизма композиционистского толка, то здесь центр тяжести сместился к Grundrisse. Ни характерное для идеализма гипостазирование всечеловечности, которая может быть достигнута по ходу исторического развития, ни анализ внутренней противоречивости структурных отношений, складывающихся в процессе производства, не в состоянии объяснить социальный состав и формирование революционных субъектов. Ни презумпции человечности, которую надлежит реабилитировать, ни анализа капитала недостаточно, чтобы осмыслить происходящее на исторической сцене в XX веке, на подмостках борьбы рабочего класса и реструктурирования капиталистических отношений.
Книга итальянского социолога Ф. Берарди посвящена феномену массового убийства и самоубийства в современном мире. Почему мальчик приходит в школу и убивает своих учителей и одноклассников, почему однажды вечером мужчина решает расстрелять людей в кинотеатре во время сеанса «Бэтмена», что подтолкнуло Брейвика к убийству 71 человека? Почему, несмотря на рост уровня жизни и безграничный прогресс, число самоубийств в развитых странах растет год от года и преимущественно среди молодого поколения?Автор рассматривает социальные истоки и предпосылки этих явлений в нашей повседневной жизни.
В книге публикуются результаты историко-философских исследований концепций Аристотеля и его последователей, а также комментированные переводы их сочинений. Показаны особенности усвоения, влияния и трансформации аристотелевских идей не только в ранний период развития европейской науки и культуры, но и в более поздние эпохи — Средние века и Новое время. Обсуждаются впервые переведенные на русский язык ранние биографии Аристотеля. Анализируются те теории аристотелевской натурфилософии, которые имеют отношение к человеку и его телу. Издание подготовлено при поддержке Российского научного фонда (РНФ), в рамках Проекта (№ 15-18-30005) «Наследие Аристотеля как конституирующий элемент европейской рациональности в исторической перспективе». Рецензенты: Член-корреспондент РАН, доктор исторических наук Репина Л.П. Доктор философских наук Мамчур Е.А. Под общей редакцией М.С.
В сегодняшнем мире, склонном к саморазрушению на многих уровнях, книга «Философия энтропии» является очень актуальной. Феномен энтропии в ней рассматривается в самых разнообразных значениях, широко интерпретируется в философском, научном, социальном, поэтическом и во многих других смыслах. Автор предлагает обратиться к онтологическим, организационно-техническим, эпистемологическим и прочим негэнтропийным созидательным потенциалам, указывая на их трансцендентный источник. Книга будет полезной как для ученых, так и для студентов.
Вернер Хамахер (1948–2017) – один из известнейших философов и филологов Германии, основатель Института сравнительного литературоведения в Университете имени Гете во Франкфурте-на-Майне. Его часто относят к кругу таких мыслителей, как Жак Деррида, Жан-Люк Нанси и Джорджо Агамбен. Вернер Хамахер – самый значимый постструктуралистский философ, когда-либо писавший по-немецки. Кроме того, он – формообразующий автор в американской и немецкой германистике и философии культуры; ему принадлежат широко известные и проницательные комментарии к текстам Вальтера Беньямина и влиятельные работы о Канте, Гегеле, Клейсте, Целане и других.
Что такое правило, если оно как будто без остатка сливается с жизнью? И чем является человеческая жизнь, если в каждом ее жесте, в каждом слове, в каждом молчании она не может быть отличенной от правила? Именно на эти вопросы новая книга Агамбена стремится дать ответ с помощью увлеченного перепрочтения того захватывающего и бездонного феномена, который представляет собой западное монашество от Пахомия до Святого Франциска. Хотя книга детально реконструирует жизнь монахов с ее навязчивым вниманием к отсчитыванию времени и к правилу, к аскетическим техникам и литургии, тезис Агамбена тем не менее состоит в том, что подлинная новизна монашества не в смешении жизни и нормы, но в открытии нового измерения, в котором, возможно, впервые «жизнь» как таковая утверждается в своей автономии, а притязание на «высочайшую бедность» и «пользование» бросает праву вызов, с каковым нашему времени еще придется встретиться лицом к лицу.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.