Душа за работой: От отчуждения к автономии - [14]
Структура видимого это определённая форма, которую процесс познания придаёт не только своим собственным механизмам и своему собственному содержанию (чисто эпистемологического свойства), но также и тому миру, который он вычленяет [ritaglia – буквально «вырезает». – Примеч. перев.] и делает именно зримым. Метафора видения как процесса декупажа видимого мира позволяет нам, по сути дела, перейти к проблематике познания как производства (она занимает центральное место в учении Альтюссера). Интерпретация познания как производства имеет значимые последствия; следует признать, что не все они были приняты во внимание Альтюссером. Первая из них носит сугубо гносеологический характер и касается способа присвоения мира сознанием (мир при этом трактуется как «мир сознания»):
Речь, таким образом, идёт о производстве в точном смысле этого слова. На первый взгляд, смысл этот таков: сделать всё латентно существующее явным. Но на самом деле под производством следует понимать трансформацию того, что в известном смысле уже существует (дабы придать пред существующей первоматерии форму предмета, обладающего определённым назначением). Указанный тип производства в двух разных смыслах, что неизбежно придаёт производственному процессу форму круга, есть производство знания^.
В данном случае Альтюссер исходит из стремления Маркса отвергнуть отождествление реального предмета с предметом познания (и напротив, в философии Гегеля подобного рода отождествление носит программный и открыто сформулированный характер). Познанный предмет это результат специфического, вполне определённого типа производства.
«Введение» 1857 года к тому произведению Маркса, которое известно под названием Grundrisse и которое официально именуется «Очерк критики политической экономии», является обязательным к изучению источником для тех, кто стремится понять механизмы функционирования познания как производства. В этом «Введении» Маркс пишет следующее:
Конкретное потому конкретно, что оно есть синтез многих определений, следовательно, единство многообразного. В мышлении оно поэтому выступает как процесс синтеза, как результат, а не как исходный пункт, хотя оно представляет собой действительный исходный пункт и, вследствие этого, также исходный пункт созерцания и представления. <… > Гегель поэтому впал в иллюзию, понимая реальное как результат себя в себе синтезирующего, в себя углубляющегося и из самого себя развивающегося мышления, между тем как метод восхождения от абстрактного к конкретному есть лишь способ, при помощи которого мышление усваивает себе конкретное, воспроизводит его как духовно конкретное. Однако это ни в коем случае не есть процесс возникновения самого конкретного. <…> Для сознания (а философское сознание именно таково), для которого постигающее в понятиях мышление есть действительный человек и поэтому только постигнутый в понятиях мир как таковой есть действительный мир. <…> Конкретная целостность, в качестве мысленной целостности, мысленной конкретности, действительно есть продукт мышления, понимания; однако это ни в коем случае не продукт понятия, размышляющего и саморазвивающегося вне созерцания и представления, а переработка созерцания и представлений в понятия. Целое, как оно представляется в голове в качестве мыслимого целого, есть продукт мыслящей головы, которая осваивает мир исключительно ей присущим образом – образом, отличающимся от художественного, религиозного, практически духовного освоения этого мира. Реальный субъект остаётся, как и прежде, вне головы, существуя как нечто самостоятельное, и именно до тех пор, пока голова относится к нему лишь умозрительно, лишь теоретически. Поэтому и при теоретическом методе субъект, общество, должен постоянно витать 25 в нашем представлении как предпосылка.
В этом фрагменте мы обнаруживаем двойную смену исследовательской перспективы, причём выраженную с замечательной чёткостью. Во-первых, Маркс утверждает, что конкретное есть продукт абстрагирующей деятельности. Иначе говоря, то, что мы считаем конкретным, мир в его мыслимой конкретике, на самом деле представляет собой продукт способности интеллекта вообразить себе конкретное, то есть продукт умственной способности. На первый взгляд данное рассуждение может показаться идеалистическим. Но это не так: ведь когда Маркс заводит речь о конкретном и умственном, он отнюдь не имеет в виду отношения между реальным и тем, что порождено рассудком. «Конкретное» в понимании Маркса есть реальная целостность как проекция мыслительного процесса. А «мыслящая голова» в его понимании – это вовсе не кантовское чистое «я», но вместе с тем и не гегелевский Субъект, который становится Духом. «Мыслящая голова», по Марксу, есть продуктивный труд по созданию реальности, то есть проективный труд.
В то же время, добавляет Маркс, «реальный субъект» (историческая и материальная данность, определяющая себя в форме субъекта) сохраняет свою устойчивость благодаря автономии по отношению к «мыслящей голове». Разумеется, Маркс не ставит здесь под сомнение онтологический приоритет материи. Напротив, он имеет в виду, что в процессе своего становления (биологического, исторического, нацеленного на установление многообразных связей) материя производит проективную деятельность, мыслительную деятельность, которая вырабатывает то, что мы могли бы назвать конкретной целостностью, иначе говоря, такую форму мира, которая не предстоит мыслительной деятельности, не предстоит продуктивному труду мысли. Мир оказывается результатом психодинамического взаимоналожения бесчисленных проективных сдвигов, приводимых в действие умственной деятельностью под воздействием социально-исторических факторов.
Книга итальянского социолога Ф. Берарди посвящена феномену массового убийства и самоубийства в современном мире. Почему мальчик приходит в школу и убивает своих учителей и одноклассников, почему однажды вечером мужчина решает расстрелять людей в кинотеатре во время сеанса «Бэтмена», что подтолкнуло Брейвика к убийству 71 человека? Почему, несмотря на рост уровня жизни и безграничный прогресс, число самоубийств в развитых странах растет год от года и преимущественно среди молодого поколения?Автор рассматривает социальные истоки и предпосылки этих явлений в нашей повседневной жизни.
Книга философа с мировым именем посвящена детальной разработке реалистической концепции философии науки. Автор исследует проблемы объективности научного знания, референтов наблюдаемых и не-наблюдаемых объектов, структуры и динамики научных теорий, проблему истины в науке, вопросы этики науки, социальных измерений научной деятельности, взаимоотношения науки и технологий, науки и метафизики. В рамках своей позиции Э. Агацци анализирует практически все основные проблемы современной философии науки и даёт подробный критический разбор различных реалистических и анти-реалистических концепций.
К концу второго десятилетия XXI века мир меняется как никогда стремительно: ещё вчера человечество восхищалось открывающимися перед ним возможностями цифровой эпохи но уже сегодня государства принимают законы о «суверенных интернетах», социальные сети становятся площадками «новой цензуры», а смартфоны превращаются в инструменты глобальной слежки. Как же так вышло, как к этому относиться и что нас ждёт впереди? Поискам ответов именно на эти предельно актуальные вопросы посвящена данная книга. Беря за основу диалектические методы классического марксизма и отталкиваясь от обстоятельств сегодняшнего дня, Виталий Мальцев выстраивает логическую картину будущего, последовательно добавляя в её видение всё новые факты и нюансы, а также представляет широкий спектр современных исследований и представлений о возможных вариантах развития событий с различных политических позиций.
Что такое правило, если оно как будто без остатка сливается с жизнью? И чем является человеческая жизнь, если в каждом ее жесте, в каждом слове, в каждом молчании она не может быть отличенной от правила? Именно на эти вопросы новая книга Агамбена стремится дать ответ с помощью увлеченного перепрочтения того захватывающего и бездонного феномена, который представляет собой западное монашество от Пахомия до Святого Франциска. Хотя книга детально реконструирует жизнь монахов с ее навязчивым вниманием к отсчитыванию времени и к правилу, к аскетическим техникам и литургии, тезис Агамбена тем не менее состоит в том, что подлинная новизна монашества не в смешении жизни и нормы, но в открытии нового измерения, в котором, возможно, впервые «жизнь» как таковая утверждается в своей автономии, а притязание на «высочайшую бедность» и «пользование» бросает праву вызов, с каковым нашему времени еще придется встретиться лицом к лицу.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Автор пишет письмо-предвидение себе 75-летнему... Афористичная циничная лирика. Плюс несколько новых философских цитат, отдельным параграфом.«...Предают друзья, в ста случаях из ста. Враги не запрограммированы на предательство, потому что они — враги» (с).
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.