Дурное влияние - [41]

— Надо украсть нож, — говорит он.

— Что украсть?

— Нож, бестолочь. Нож и веревку.

Он не шутит. Это ясно по его лицу. Я никогда еще не видел его таким серьезным.

— Зачем?

— Нужно кое-что провернуть.

С этими словами Карл встает и выходит. Нам ничего не остается, как двинуть за ним.

«Роберт Дайас. Скобяные товары» — так написано на вывеске, и в голове сразу возникает картинка: крепкий старикан колотит молотом по лошадиной подкове на огромной наковальне, а рядом пылает огонь. Но внутри все оказывается совершенно иначе. Это просто большой, длиннющий и древний как мир магазин, набитый разным хламом — вроде того, что обычно хранят в своих сарайчиках папы.

Карл разработал целый план. Мы с Олли заходим внутрь и покупаем веревку. Он все уже разведал и говорит, что веревок там до черта, самых разных. И мы должны доставать продавца расспросами — какие веревки самые прочные и все такое — до тех пор, пока тот не озвереет и не плюнет на нас, и вот тогда-то Карл (который войдет вместе с нами, но сразу же направится в глубь магазина) схватит один из ножей и улизнет. Даже если его и заметят, то вряд ли догонят. А если все-таки догонят, то, по-любому, нож-то будет у него. А у них — нет. Так что можно не волноваться.

На случай, если продавец вдруг поинтересуется, зачем нам веревка, нам следует отвечать, что в подарок для нашего отца. Правда, я не совсем понял, надо ли нам притворяться братьями, на мой взгляд, версия не очень-то убедительная, — но, похоже, это не столь уж и важно, а потому я помалкиваю. Карл выдает нам пятнадцать фунтов на веревку — где он их раздобыл, остается неясным. Я спрашиваю, сколько веревки надо купить, и Карл огрызается, что без понятия, и тогда я предлагаю купить на все пятнадцать фунтов, а он рявкает, чтобы я заткнулся со своими дебильными вопросами, иначе на кой хрен он выдал нам пятнашку, и фигли я вообще суюсь не по теме. Но это нечестно, ведь Карл сам поначалу сказал, что без понятия, сколько надо веревки, а потом повернул все так, будто я последний недоумок. Хотя ответ-то придумал я, а не он. Но с Карлом такое сплошь и рядом. Он все передергивает, и в дураках всегда оказывается кто-то другой, а спорить с ним совершенно бессмысленно.

Странно, но план срабатывает. Старик за прилавком начинает беситься, глядя, как мы щупаем всякие разные веревки, и очень быстро забывает обо всем на свете. К кассе мигом выстраивается длинная очередь, с которой его единственный помощник не справляется. В конце концов вокруг нас создается такая суматоха, что мы даже не в курсе, удалась Карлу его затея или нет. Но она удалась.

Спустя полчаса мы встречаемся в парке: он — с длинным, зазубренным кухонным ножом, мы — с тонной веревки. Выяснилось, что на пятнадцать фунтов можно купить этой самой веревки буквально немерено. Увидев, как мы сгибаемся под тяжестью покупки, Карл заходится от гогота и орет, что мы полные придурки, поскольку нужно-то было всего ничего — чтобы связать одного человека, но ведь он ничего такого нам не говорил, а потому откуда нам было знать? Карл не может налюбоваться на свой нож, и целую вечность мы швыряем его, соревнуясь, у кого получится больше оборотов, но чтобы нож воткнулся острием в землю. А потом просто подкидываем нож вверх, как можно выше, и разбегаемся врассыпную, чтобы он не свалился нам на голову. И это очень весело.

Но тут Карлу приходит новая идея — сыграть в «ссыкло». Это когда ты стоишь, широко расставив ноги, и кидаешь нож в траву между расставленных ног соперника. Нужно передвигать ногу туда, куда воткнется нож, так что с каждым разом зазор становится все меньше и меньше, и под конец уже приходится целить в крошечный кусочек земли между ногами соперника.

Мы с Карлом первые, и когда зазор становится меньше ладони, я выигрываю, потому что Карл промахивается и попадает мне в кроссовку. В принципе, не так уж и больно, но если уж речь о призе за победу, то порезанная кроссовка — это далеко не супер. Лишь позже я понимаю, что лучше было продуть. Олли заявляет, что отказывается играть, и, поскольку это Олли, Карл не настаивает.

Вот тогда-то я и спрашиваю, зачем ему нож. И Карл посвящает нас в свои планы.

— Мой отец живет в Суиндоне, — говорит он. — Я хочу его навестить. Мне надо ему кое-что показать.

— Что показать? — не понимаю я. — Нож?

— Нож — это для его подружки.

— У твоего отца есть подружка?

— Ты что, глухой?

— Но как?

— Жопой об косяк! Он сбежал от нас. Давно. А вчера позвонил маме и сказал, что у него будет ребенок, через месяц, от его подружки из Суиндона, и он хочет нормального развода.

— И какой у тебя план?

— Уделать ее.

— Уделать?

— Она не может просто так забрать его у нас. Я ей покажу.

— Что покажешь?

— Научу кое-чему. Вырежу ее ребенка.

— Ты собираешься вырезать ее ребенка?

— Не будь дебилом! Я просто хочу ее припугнуть. Вот этим мы и займемся. Мы все. Поедем туда и припугнем ее. Пусть знает, что ей не удастся разбить нашу семью.

— Как?

— Я придумаю.

— А нам что делать?

— Вы что, ссыте? Ссыте, да?!

Его глаза буквально прожигают нас насквозь, взгляд мечется от меня к Олли и обратно.

Олли мотает головой первым, я за ним. А что нам еще остается? Никто из нас давно уже не перечит Карлу, и начинать сейчас, когда он страшнее и серьезнее обычного, было бы полным идиотизмом. Выбора у нас нет.