Дурная примета - [19]

У Селедки в ее маленькой голове вообще не было никаких мыслей. Она трижды проплыла вокруг стола и сказала:

— Это следует обдумать.

И скова уселась. Король кивнул головой и говорит:

— Умное слово и вовремя сказано. А ваше, господин Вертихвост, какое мнение?

Угорь пошел изгибаться, извиваться и крутиться. Все с нетерпением глядели на него.

— Ваше величество, опасность для нас велика, но не так чтобы уж слишком велика. Ваша идея, ваше величество, для нас затруднительна, но не так чтобы уж слишком затруднительна. Наши возможности малы, но не так чтобы уж слишком малы. Необходимо поразмыслить. Я считаю, что ваше предложение чрезвычайно располагает к размышлению.

— Бу-ух-ты, барах-ты, — сказал Прилипала. — Что это означает? Я ни слова не понимаю.

— Я тоже, — сказала Камбала.

Собственно говоря, и сам король ничего не понял, но он разозлился на обоих за то, что они, как всегда, противоречили, и сказал им:

— Это ваша вина, господа! Во всяком случае, мы трое поняли друг друга. Нельзя не отдать должное тому курсу, который предложил его превосходительство Вертихвост.

Он посмотрел вокруг, на зеленые прозрачные воды своего дворца. Как вдруг откуда ни возьмись приплыла маленькая Плотвичка и что-то шепнула королю на ухо.

Король ужасно испугался, потому что Плотвичка ему сказала:

— Ко дворцу приближается сеть. Вашему величеству надо смываться. А не то ваше величество изловят. Рыбаки опять здесь.

Король поспешно сказал Угрю и Селедке:

— Господа, продолжим совещание в моей загородной резиденции.

И скорехонько поплыл прочь с обоими министрами, которые всегда с ним соглашались.

Камбала с Прилипалой остались на месте. Но тут по воде пошел шум, и стебли водорослей, которые растут на дне вроде бурьяна, заколыхались, как в сильнейшую бурю. Камбала была востроглазая, она все приметила и живо смекнула, какая ей грозит участь. А Прилипала, тот ничего не понял. Он знай себе ворчал недовольно под нос, и, когда Камбала подтолкнула его, он сказал:

— Оставь меня в покое!

«Не хочешь — не надо, старый ворчун», — подумала Камбала и поплыла в ту сторону, где была спокойная вода. Там она зарылась в песок и выставила наружу только один глаз. Ну, а Прилипалу поймали. Он ужасно перепугался, когда вдруг очутился в лодке у Йохена Химмельштедта. Тот ему и говорит:

— Эх ты, старое чучело, лучше бы ты мне не попадался…

*

На этом месте рассказа Ханнинга Штрезова Евгений насторожился, и Клаус тоже.

— А как же, ведь это было тыщу лет назад…

— Йохена Химмельштедта тогда еще вовсе и на свете не было…

— Ах да, — говорит Ханнинг, он чувствует, что попал впросак, но тут же находится, — ну да, так это ж был не наш Йохен Химмельштедт. То был прапрапрадедушка нашего Йохена Химмельштедта, и его тоже звали Йохен. Он рыбачил тогда вместе с моим прапрапрадедом. Но лодка тогда была гораздо меньше, а у сети мотня была всего-то с картофельный мешок.

— Ну ясно же, — говорит Ганс и укоризненно качает головой. — Ну ясно, а вам всегда нужно чего-нибудь сболтнуть. Ты что ж думаешь, Евгений, мой отец врать, что ли, станет?

Евгений не отвечает. Конечно, дядя Ханнинг не врет. Теперь это совершенно ясно. Кое-что, правда, не сходится, но…

— А что они сделали с Прилипалой? — спрашивает Грета.

— Они просто разозлились, наверно, что не поймали ничего другого, — говорит Ганс.

— Вот-вот, — продолжает рассказ Ханнинг. — Так оно и было. Прилипала был толстый, откормленный, он лежал в лодке и все ворчал да ворчал. Йохен Химмельштедт с удовольствием огрел бы его веслом, потому что ничего не понимал в его бормотанье. Только мой прапрапрадед сумел разобрать несколько слов: «Б-б-б-б-бросьте меня об-б-б-бр-р-атно в мор-ре! В-в-в-вам же б-б-б-будет лучше!» Тогда мой прапрапрадед взял Прилипалу и выбросил его за борт, Йохен Химмельштедт был этим недоволен, но что же ему было делать? Он тоже не очень-то охотно ел прилипал. Они снова забросили сети и поймали в этот день так много рыбы, что потом на радостях чуть не перепились. С тех пор мы всегда выбрасываем за борт прилипалу, если какой попадется. Они все равно невкусные.

— Ну, а что сделал тот Прилипала? — спрашивает Грета.

— Он поплыл к королю и сказал ему: «Ваше величество, мне кажется, я нашел способ, как доставлять детей в приморские деревни».

— Ну-с, выкладывайте, — сказал король.

— Пусть рыбаки сами достают себе детей!

Тут король засмеялся ехидно, а Угорь так извивался от хохота, что чуть не завязался узлом. Селедка уставилась на Прилипалу так высокомерно, как только умела. Одна Камбала ничего не сказала. Она рассуждала так: «Что нам за радость заботиться о человеческих детенышах? Ведь дети тоже станут потом рыбаками, и мы опять будем жить в страхе. Король действительно не в своем уме».

— Ваше величество, — сказал Прилипала, — мы поместим души детей в животы селедок. Когда люди будут есть селедку, они проглотят вместе с нею души детей, а там уж не наше дело. Если из этого ничего не выйдет, то тогда пусть мужчины в бурю выходят в море, буря им поможет, и мы все поможем.

Прилипале самому-то было не совсем ясно, как именно он собирается помогать рыбакам, но это как раз и понравилось королю. А Угорь извивался и вертелся на все лады и наконец сказал: