Дурная кровь - [20]

— Я надеюсь, вы избавитесь от привычки опаздывать, Сёдерстедт, — желчно произнес он. — Перед нами стоит задача, равной которой нам еще не приходилось решать. Но tempus fugit^[21], и мы меняемся с ним. Так что не будем зацикливаться на четырех жалобах из “Арланды” и продолжим заниматься расследованием.

— Четырех? — спросил Нурландер.

— Да, — с непроницаемым лицом ответил Хультин.

Мёрнер их не слышал, он продолжал, все больше воодушевляясь:

— Мне пришлось приложить много усилий там, наверху, чтобы дело передали вам, и я надеюсь, что вы оправдаете оказанное доверие. И, поскольку в данном случае необходима всемерная концентрация сил, от вас потребуется широта видения проблемы и глубина проникновения в ее суть. Проницательность руководства является залогом успешной работы. И есть все основания надеяться на то, что свет, брезжащий в конце туннеля, будет достигнут. Ваша тяжкая работа будет по достоинству вознаграждена. Делайте свое дело, не теряйте времени, ловите момент. Трудитесь, господа. И, конечно, дамы. Дама. Счастье Швеции в ваших руках.

С этими сакраментальными словами Мёрнер взглянул на часы и стремительно удалился.

В комнате стало тихо. Все молчали. После такой речи любое сказанное слово прозвучало бы крамольно. Любой звук был бы воспринят как вторжение в святая святых шведского языка.

— С такими друзьями и враги не нужны, — наконец тихо произнес Хультин, очевидно, пытаясь при помощи пословицы вернуть сотрудников к нормальному общению. Затем он продолжил:

— Я провел ночь с кентукским убийцей.

— Тогда мы знаем, где его искать, — подхватил Сёдерстедт, который так и не успел оправиться от происшедшего. Хультин проигнорировал его реплику.

— Результаты я обобщил и положил каждому из вас на стол. Материал огромен, и где-то в нем есть выход на Швецию. Мой анализ не дал ничего нового, но если у вас будет время досконально изучить материалы, возможно, вы найдете в них то, чего не увидел я. Боюсь, мы сможем выйти на его след, только когда он начнет действовать.

— А может, он решил выйти на заслуженный отдых и приехал к нам за этим? — сказал Нюберг, сам мечтавший о пенсии. — И мы будем до пенсии ждать, пока он начнет действовать.

Мысль о такой возможности грела душу Гуннара Нюберга. Во время охоты за “убийцей грандов” его ранили в шею. Врачи думали, что исполнитель церковных псалмов Нюберг больше никогда ничего не споет. Но после полугодичного лечения он все же вернулся в хор своей церкви в Нака — бас его даже стал более глубоким и звучным, а душу переполняло ликование — не от милости Божьей, хотя не исключено, что о ней он тоже много думал, — а от того, что голос сохранился и можно было петь. Щипцы, которыми кентукский убийца пережимал связки своим жертвам, были для Нюберга настоящим орудием дьявола, и он чувствовал, что принимает это дело слишком близко к сердцу, гораздо ближе, чем ему бы хотелось в преддверии пенсии. Проблема заключалась в том, что до пенсии ему было еще двадцать лет.

— Он приехал сюда, испачкав свои руки в крови, — ответил Хультин. — И я не думаю, что он решил на этом закончить карьеру. Учтите, он ведь мог приехать совершенно незаметно, но инстинкт взял верх. Нет, у него есть какая-то цель…

— И я об этом думала, — взяла слово другая участница церковного хора, Черстин Хольм. Она всегда одевалась в черное, и сегодня ее узкая черная кожаная юбка не оставила Йельма равнодушным. Он вдруг вспомнил все, что было между ними почти год назад. Вчерашняя семейная идиллия как будто освободила его от внутренних запретов, и он впервые за последнее время подумал про Черстин, про то, что не знает, как у нее дела, кто ее новый муж и как она сейчас относится к нему самому. Их отношения были бурными, но недолговечными. Испытывает ли она к нему ненависть? Иногда ему казалось, что да. Кто из них кого оставил: он ее? Или она его? Все было странно и непонятно. “Misterioso”^[22], — подумал Йельм.

Голос Черстин вернул его к действительности.

— Серийные убийцы убивают, чтобы привлечь к себе внимание, — задумчиво произнесла она. Она всегда мыслила по-своему, не так, как они. Может, потому, что она женщина. — Жертва должна видеть своего убийцу, и желательно подольше. Публика должна видеть жертву, а через жертву — убийцу. Серийные убийцы не прячут свои жертвы. Если только это не какой-нибудь особый случай. Как Томас Квик^[23], например. А этот? Он когда-нибудь прятал свои жертвы?

Хультин снова начал листать записи.

— Навскидку — вроде бы нет. Но если ты думаешь, что это важно, посмотри материалы внимательно.

В этом деле что-то явно не сходится. Что — непонятно. При всей своей невероятной кровожадности, преступник пятнадцать лет бездействует. Он приходит в аэропорт с фальшивым паспортом, но без билета. В одном из самых крупных аэропортов мира, находясь в окружении сотен людей, он незаметно убивает Хасселя — и оставляет труп практически на виду. Он демонстрирует классические признаки серийного убийцы и одновременно — профессионализм киллера. Хотел ли он привлечь к себе внимание? Сообщал ли нам о своих намерениях? Или о своих мотивах? Мы уже это обсуждали, но пока понятно одно: этот человек опасен и необычен. Чем, пока непонятно.