Дурная кровь - [19]

Иначе обстояло дело у тех, кто жил за городом. Все они прилагали огромные усилия, чтобы убедить окружающий мир в том, что им удалось вкусить прелести рая земного. При ближайшем рассмотрении выяснялось, что рай состоит из трех вещей: во-первых, можно выпускать детей во двор гулять одних, во-вторых, легче запарковать машину, в-третьих, можно жарить шашлыки на гриле.

Угрызения совести и гипертрофированное чувство вины сгоняли жителей столицы с насиженных мест и заставляли переезжать куда-то в южные, северные или западные регионы.

Сёдерстедт попробовал в своей жизни и то, и другое. Когда была создана ‘Труппа А”, он продал собственный дом в Вестеросе и перебрался с семьей на улицу Бундегатан в центральной части Стокгольма. И теперь без всякой жалости вспоминал прошлую жизнь: вынужденное общение с владельцами соседних домов, подспудное соперничество с соседом, зависимость от собственной машины, огромные расстояния и отсутствие общественного транспорта, шашлыки, тихое безделье, нарочитая близость к природе, беседы обо всем и ни о чем во время поливки огорода, газоны и посадки, которые требуют кучу времени и воды, безликая архитектура и никакого намека на культурную жизнь. Что же касается детей, то у него был наготове целый список доводов, который родители, живущие в городе, могут повесить на стену особо агрессивным сторонникам жизни на свежем воздухе, если те станут обвинять их в ущемлении интересов детей. Образы детства остаются с человеком на всю жизнь, и видеть в детстве только игровую площадку, поле, гравий да пустую дорогу вряд ли лучше, чем разнообразные фасады, соборы и людей. Вероятность получения хорошего образования в городе намного выше, доступность развлечений и впечатлений больше, возможность общения с разными людьми практически безгранична. К тому же внимание и острота ума в городе развиваются не в пример лучше, чем в деревне.

Размышляя так, Арне Сёдерстедт шагал по улицам этого самого города и вдруг понял, что вся длинная цепочка умозаключений родилась исключительно из его собственного глубокого чувства вины.

Какие же социальные стереотипы определяют наше представление о счастье?

Понятно, что счастье — это не пять комнат, в которых теснятся семь членов его семьи. Другой вопрос, имеет это значение или нет.

Сегодня детей отвозила жена, и Сёдерстедт мог позволить себе пройти от дома до работы пешком. Интуиция подсказывала ему, что в следующий раз такая возможность представится не скоро. Сразу по приходу на работу он отправился в служебный гараж и выписал себе надежную “ауди”, сунул ключи в карман и сел в лифт.

В лифте Арто Сёдерстедт посмотрел на себя в зеркало: “Вот и еще одно лето прошло без рака кожи”, — подумал он и постучал по деревяшке. Арто Сёдерстедт был по-старушечьи суеверен, считал, что такая кожа, как у него, бывает только у англичан и финнов и что загар ему категорически противопоказан. К четвертому сентября он с большим трудом решился наконец перейти от детского крема с максимальной степенью защиты к более легкому варианту солнцезащитного крема.

Да, что ни говори, осень он любил больше.

Хотя нынешняя осень его пока не радовала.

Еще во время расследования “убийств грандов” он перелопатил много материала о серийных убийцах и прочитал о них много лекций. Постепенно он стал думать и говорить об этом меньше, но теперь, судя по всему, ему придется вернуться к старому. Последний оплот шведской безопасности рухнул, и преступники мирового масштаба, как пишут в газетах, хлынули в страну. И это, похоже, только начало.

Дело в том, что кентукский убийца был его старым знакомым. В свое время он читал о нем и запомнил его. Одного из первых в длинном списке ему подобных.

Этот преступник вел себя странно и не соответствовал привычному образу серийного убийцы. Его отвратительные щипцы… Арне никак не мог понять, что именно его настораживает. Ему хотелось поговорить напрямую с агентом Рэем Ларнером из ФБР, но он не знал, как это сделать через голову Хультина. Ян-Улов был лучшим из всех начальников, с которыми Сёдерстедту когда-либо приходилось работать, но он не знал оборотной стороны деятельности судебной машины, с которой так хорошо был знаком Сёдерстедт. В свое время он считался ведущим адвокатом в Финляндии, и однажды ему пришлось защищать правого экстремиста, одного из самых оголтелых. Совесть взбрыкнула, Сёдерстедт бросил практику, переехал в Швецию, поступил, несмотря на достаточно солидный возраст, в Полицейскую академию, закончил ее и осел полицейским в Вестеросе. Сейчас ему пришло в голову, что прежний опыт защиты преступников может опять пригодиться. Чтобы поймать серийного убийцу, нужно уметь поставить себя на его место.

Он так увлекся мыслями о детях, родителях и серийных убийцах, что не заметил, как опоздал. Это было ему не свойственно. Поэтому когда он открыл дверь в “штаб”, все с удивлением воззрились на него, и он увидел, что вся группа уже в сборе, а на месте Хультина за кафедрой сидит и нетерпеливо барабанит пальцами Вальдемар Мёрнер собственной персоной.

От неожиданности Сёдерстедт расхохотался. И это было его ошибкой. Мёрнер выглядел безукоризненно, события в Арланде никак на нем не отразились, однако Сёдерстедт отныне попал в черный список. Бросив в сторону входящего короткий, но убийственный взгляд, Мёрнер заговорил.