– Не скрывай, расскажи все как есть… Куда он подевался, скажи правду.
Я только и мог ответить, что не знаю. А госпожа Курата, перейдя вдруг на южный говор, стала ругать меня, мол, я во всем виноват. В уголках ее землистых губ появилась пена… Слова госпожи Курата лишь укрепили мою решимость. Я новыми глазами взглянул на свою мать. Мать новыми глазами взглянула на меня. На ее круглом лице, так не похожем на исхудалое, морщинистое лицо госпожи Курата, появилась радость матери, у которой сын пришел в забеге первым.
Теперь я могу спокойно идти, подумал я.
– Ну что ж, поищу его, – сказал я, на всякий случай положив ключ от моей комнаты в книжный шкаф.
На улице было темно. Госпоже Курата я, правда, обещал поискать ее сына, но делать мне этого, конечно, не хотелось. Направившись по привычке в нашу закусочную, я тут же повернул назад. И пошел по совершенно незнакомым мне улицам. Мои поиски все равно бессмысленны. С беззвездного неба слетал теплый, пропитанный влагой ветер… Остановив такси, я назвал одну из улиц за рекой. Может, там я с ними встречусь, прошептал я себе под нос, но мне этого, конечно, не хотелось.
Когда машина тронулась, меня охватило сентиментальное опьянение. Прильнув к стеклу и глядя на мелькавшие за ним огни, я чувствовал, что в душе моей всплывают те же ощущения, которые испытывал, когда любил своих друзей… Но по мере того, как скорость нарастала, меня целиком захватила радость движения. Каждый раз, когда машина мчалась по мосту, лучи фар высвечивали взгорбленную его середину, которая через мгновение исчезала за машиной…
Привстав на сиденье и ухватившись обеими руками за спинку кресла водителя, я упивался иллюзией, будто уношусь сам от себя.
… Зимой того года началась большая война.