Дура LEX - [39]

— Гена, ваша легенда скучна, неправдоподобна, а кульминация гротескна.

— Хорошо, я заплачу — разработайте вы мне легенду, а жопу я беру на себя.

Может быть, Гена на самом деле заполучил магендовид на жопу и показывал его на интервью. Но свидетелем этому я не был, потому что отказался представлять его. Никакой он не еврей. Ни реальный, ни виртуальный.

* * *

— Джастин, мы встретимся через неделю. Ты мне снова расскажешь, как тебя преследовали. Учти, что у тебя нет справок из больниц, где тебя якобы лечили от побоев, у тебя нет справок из милиции, куда ты якобы обращался за помощью, у тебя нет никаких вещественных доказательств того, что ты говоришь правду. Легенда должна быть короткой и мощной. Ты украинский в школе учил?

— Да, как и все. А что, мне надо будет легенду по-украински рассказывать?

— Хотелось бы, но не придется. Если ты помнишь из школьной программы по украинской литературе, был такый письменнык Васыль Стефанык.

— Не памя́таю.

— Горький про нього казав, шо вин пышэ «сыльно, стысло, страшно»! Зрозумив?

— Зрозумив. А шо такэ «стысло»?

— Коротко, емко.

— Ты хочешь, чтобы у меня было, как у Стефаника?

— Именно так. Чтоб все три «с» у тебя были! Когда ты мне рассказываешь, как тебя вверх ногами вешали, мне не страшно, а смешно. Тоже «с», но не то.

Джастин в итоге разработал довольно приличную легенду. Мы много раз встречались, подолгу сидели, играли в «адвоката дьявола». Я пытался ловить его на всяких мелочах, а он должен был выпутываться из любой ситуации, сохраняя при этом образ негра, которого преследовали на Украине. Нельзя отвечать на вопросы едко, нельзя слишком умно, нельзя риторически, нельзя двусмысленно, нельзя долго думать над тем, над чем думать долго нельзя. Нужно помнить даты, места, имена. Учебник для работников иммиграционной службы подчеркивает, что правда всегда конкретна, а ложь, наоборот, — обща, размыта. Необходимо показать страх: если ты не боишься, то убежища не получишь. Страх не должен быть параноидальным, он должен иметь корни в реальности.

Не удивительно, что, проведя столько времени вместе, мы с Джастином сдружились. Есть виды деятельности, которые особенно сближают, и игра в «адвоката дьявола», безусловно, к ним принадлежит. Адвокат дьявола обязан подвергать сомнению любое заявление противника, ничего не принимается на веру. Мы часто сидели с Джастином на лавочке в парке Форт Трайон, одном из самых красивых парков Нью-Йорка, и играли в «адвоката дьявола», попеременно меняясь ролями. Однажды Джастин спросил, почему такое замечательное упражнение на логику называется игрой в «адвоката дьявола».

Я рассказал ему, что в 1587 году Папа Сикст V ввел должность адвоката дьявола, в чьи функции входило оспаривать и подвергать сомнению любые заслуги кандидата на канонизацию. Чтобы быть канонизированным, полагалось совершить чудо. У кандидата на канонизацию был свой адвокат — «адвокат Бога», который объяснял, почему совершенное кандидатом действие должно быть квалифицировано как чудо. Адвокат дьявола, будучи более скептическим персонажем процесса, объяснял «чудо» либо как случайность, либо как явление природы, подчиненное физическим законам.

— Неужели церковь до сих пор играет в такие игры? — спросил Джастин.

— К сожалению, нет. В одна тысяча девятьсот восемьдесят третьем году Папа Иоанн Павел II отменил эту замечательную игру, и причисление к лику святых приняло чуть ли не массовый характер.

— Меня в Гарвард зачисляют, кого-то к лику святых причисляют. То, что когда-то было трудным, стало легким. Но продолжим нашу игру. Итак, ты Джастин, а я работник иммиграционный службы. «Вы говорите, что поехали на водохранилище в компании школьных товарищей. Не эти ли самые, как вы их называете, «товарищи» подвесили вас вверх ногами в лесопарке всего двумя месяцами раньше?»

Проходившая мимо еврейская старушка оглянулась и перекрестилась.

* * *

Когда я решил, что Джастин знает легенду и может гармонично с нею жить, я отправил в иммиграционную службу его ходатайство о политическом убежище. Мы провели несколько месяцев в ожидании вызова на интервью, периодически встречаясь, чтобы не забыть детали легенды и не потерять с таким трудом пойманный образ.

Наконец Джастина вызвали на интервью. Высокий, красивый, в светлой рубашке, темных брюках и синем блейзере, он выглядел лучше, чем негр с агитационного плаката. Все сто тридцать пять пунктов ай-кью сверкали на его высоком лбу. Потрясающая белоснежная улыбка. Два абсолютно родных языка — русский и английский. Приглашения из Гарварда, Корнелльского и Колумбийского университетов, Йеля.

Мы сидели в приемной и ждали, когда нас позовут. Вокруг располагались некрасивые албанцы в шерстяных брюках и грязных кедах, африканки с оттопыренными попками и разными предметами, вставленными в волосы, несколько поношенных евреев из Молдавии и Белоруссии, не успевших или не захотевших иммигрировать в общем потоке, конечно же низкорослые китайские фермеры, якобы притесняемые политикой контроля за деторождаемостью. Я посмотрел на Джастина. Он весь сник. Лицо побледнело, от улыбки не осталось и следа, он придвинулся, почти прижался ко мне. Он сказал что-то шепотом, но я не расслышал. На губах у него появилась серая накипь. Я взял его за руку и сказал: