Духовная прародина славян - [82]

Феост Иоанна Мал алы — это древнегреческий бог-кузнец Гефест, которого славянский летописец отождествил со Сварогом для того, чтобы образ этого божества стал более понятен отечественным читателям, не знакомым с античной мифологией. Как видим, славянский книжник связывает этого бога с переходом человечества от каменного века к цивилизации, выразившимся в изготовлении оружия, а также переходом от неупорядоченных половых сношений к единобрачию. Что касается кузнечного дела, то оно действительно сыграло огромную роль в развитии материальной культуры человеческого общества. Известный исследователь первобытного общества Л.Г. Морган дал этому ремеслу такую оценку в деле прогресса человечества: «Когда варвар, подвигаясь вперед, шаг за шагом, открыл самородные металлы и научился плавить их в тигле и отливать их в формы; когда он сплавил самородную медь с оловом и создал бронзу; и, наконец, когда еще большим напряжением мысли он изобрел горн и добыл из руды железо — девять десятых борьбы за цивилизацию было выиграно»[411].

Хроника Малалы была переведена на славянский язык в Болгарии или на Руси весьма рано — в X в., и, следовательно, в ту эпоху люди еще достаточно хорошо помнили образ бога-кузнеца. Можно было бы усомниться в точности славянского переводчика, отождествившего греческих Гефеста и Гелиоса со славянскими Сварогом и Дажьбогом, однако собственно славянский материал также свидетельствует о наличии божественной пары отец-сын, причем последний является олицетворением дневного светила. В Боснии и Герцеговине был зафиксирован ритуал, когда утром на восходе солнца в день Рождества Христова, т. е. в момент зимнего солнцестояния, хозяин дома становился перед своим жилищем и восклицал: «Сияй Боже и Божич, нам, нашему дому». Как справедливо отмечает А.С. Фаминцын, «Бог» в данном случае первоначально означал, очевидно, небо или небесного владыку, а «Божич» — его чадо, солнце. И самый праздник Рождества Христова у сербо-хорватов и словенов называется «Божич», а у болгар — «Божик»[412]. У сербов под Божичем понимается рожденное в день Рождества Христова солнце.

Рис. 8. Бронзовая накладка из погребения в Микульчице, Моравия.

Точно так же собственный славянский материал подтверждает связь Сварога или же его христианского псевдонима Кузьмы-Демьяна как с кузнечным делом, так и с брачными отношениями. Судя по всему, изображением Сварога является фигура мужчины с молотом и рогом на позолоченной бронзовой накладке из моравского погребения № 240 в Микульчице (рис. 8). Из текста летописи и змееборческого мифа нам известно, что Сварог был богом-кузнецом, а в специально посвященном данному богу исследовании была установлена и его связь с обрядовыми пирами и медом, как священным напитком. На основании этого мы можем со значительной долей уверенности утверждать, что перед нами сильно схематизированное изображение Сварога, сделанное уже в христианизированной Великой Моравии в IX–X вв. В предыдущей главе мы уже видели, что восточнославянские предания, изображая Кузьму-Демьяна как Божьего коваля, наделют иногда как его самого, так и кузню, в которой он работает, огромными размерами. Согласно другим фольклорным данным, бог-кузнец находится на небе. Отголоски этого мы встречаем в известной всем, благодаря ее стихотворной обработке А.С. Пушкиным, русской сказке о попе и его работнике Балде. Однако в своем стихотворении поэт опустил один весьма важный для нас момент. У А.С. Пушкина в качестве одного из испытаний бесенок предлагает Балде бросить куда угодно палку, на что последний обещает зашвырнуть ее за тучу. Выбор цели для метания в стихотворении ничем не мотивирован и становится понятен лишь при обращении к первоисточнику. В исходном прозаическом варианте первым метает ее черт, после чего ее берет Балда. Увидев, что дубина тяжела, он опирается на нее и начинает смотреть в небо, а на вопрос черта отвечает: «Жду, когда вон энта тучка подойдет, там сидит мой брат кузнец, к нему и вскину: железо-то ему пригодится!»[413] О древности подобных представлений свидетельствует и то, что отголосок их упоминается в письменном памятнике XI в.: «На небеси кованъ быс славне мечь»[414].

Следует отметить, что различные предания подчеркивают, что Кузьма-Демьян или иногда замещающие их в данном сюжете Борис и Глеб выковали самый первый плуг. Об общеславянском происхождении данного мифа говорит и болгарское предание, согласно которому именно Дедо-Господь научил людей орать и ткать[415]. Образ болгарского Дедо-Господа великолепно соответствует представлениям о Свароге как о старшем боге, отце прародителя славян бога солнца Дажьбога. О высоком божественном статусе первого пахаря свидетельствуют и польские колядки, в которых присутствует следующий мотив: «В поле (во дворе, на горе) пашет золотой плуг, за ним ходит сам пан Езус, святые помогают, а Божья Матерь носит работающим обед и просит бога послать богатый урожай хозяину этого поля»[416]. С другой стороны, записанные на Украине в начале XX в. различные предания однозначно называют Кузьму-Демьяна не только первым кузнецом, но и первым пахарем на свете: «Гадають, що Кузьма й Демьян були пaxapi «адамовськi»; «Я чув iз старих людей, що Кузьма-Демьян, це першi на землi були орачi, — ще нiде нiхто не орнув i пальцем на землi, як вони проорали першу борозну на землi без коний i без волiв, — першi хлiбороби. А тому ix назвали святыми»; «Про Кузьму й Демьяна в нас ходять оповщання, що К. i Д. первi на землi винайшли як орать»; «Тодi ще нiде не було плугiв; вони першi його видумали»; «То iм так бог дав — кувати плуга та ярма»