Духовка - [55]
Зачет я единственная из всей группы и сдала — потому что остальных хотя бы как-то учили английскому в школе (а там фонетике уделяют, прямо скажем, не так уж много внимания), а я, учась с нуля, точно копировала Трахтерова. Он учил нас чистой фонетике — то есть мы должны были запоминать звуки и их сочетания, не вникая в значение слов. В результате на зачете, когда Трахтеров сказал мне, кажется, «go on», «продолжайте», я почему-то сопоставила с немецким gehen, собрала вещи в сумку и вышла, попрощавшись по-немецки. Он потом сказал моей преподавательнице: что за странная девчонка такая, хорошо отвечала и вдруг ушла? На что та ответила: а это продукт вашей системы: Она все произносит правильно, но ничего не понимает и не может сказать.
В институте у меня появилась новая подруга, которая некоторое время жила у нас дома. С ней мне довелось пережить несколько приключений. Однажды она уговорила меня сдать за нее английский в Академию военных переводчиков. Я немного перестаралась. После экзамена преподаватель, американец Корф (он был из числа тех наивных, что уверовали в советскую власть и переехали жить в СССР), стал уговаривать меня идти к ним, минуя первый курс, сразу на недоукомплектованный второй. И не подозревал, что зовет туда мою подругу. Подруга страшно перепугалась — а потом пришла и сказала, что придется забрать документы, потому что на таком уровне язык она не потянет.
Учебник
После института я стала работать на инокурсах Минвнешторга, это был очень полезный опыт, нужно было научиться преподавать все аспекты языка — от фонетики до делового английского. Это мне очень помогло, когда я начала писать свой учебник, первое издание которого вышло в 1960 году.
Меня часто спрашивают, как возникла идея этого пособия. На самом деле инициатором была не я и не мои коллеги. Это был приказ руководства. Мы должны были снабжать учебным материалом преподавательский коллектив курсов — не более того. Насколько беден тогда был ассортимент учебников, видно из того, что (к нашему великому удивлению) книга быстро завоевала всесоюзную популярность и стала глухим дефицитом. О том, как мы работали, дружили, защищались от — зачастую предвзятой — критики на кафедре можно рассказывать долго. Но это — отдельная история.
Записал Алексей Крижевский
Господа шаманы
Врачебное сообщество
I.
Есть редкие, но впечатляющие моменты, когда взрослый, заслуженный человек, возможно — начальник, отец семейства, получает возможность почувствовать себя ребенком. Причем ребенком несмышленым, неумелым, запутавшимся и растерянным. Чаще всего это происходит в кабинете врача.
— Понимаешь, есть некоторые странные черты, присущие именно представителям российского врачебного сообщества. Одно из них — так называемый патернализм по отношению к пациенту.
Это мне говорит Анна, московский врач-кардиолог. Она же объясняет, что имеется в виду.
В мировой медицине уже давно восторжествовал так называемый «принцип информированного согласия». Любой взрослый пациент имеет право получить абсолютно всю информацию о своем здоровье. Она очень печальна? Тем более — надо подготовиться, привести в порядок свои дела. Если все не так безнадежно, врач обязан обсудить с пациентом перспективы лечения. Рассказать о выгодах и недостатках разных методов. Получить согласие на то, какой из них использовать. Если больной заботу о своем здоровье доверяет жене, бабушке или теще, врач обязан обсуждать это с ними.
Но как редко у нас это случается! Скрыть диагноз — привычная практика. (В особенности, если он связан с онкологическим заболеванием.) Почтительных и взволнованных родственников прогонят прочь. Да и мнением пациента не очень заинтересуются: его спасать надо, а не разговоры разговаривать.
Дело не в каких-то прописанных инструкциях, а в привычке, формировавшейся десятилетиями. И есть тому разные объяснения. Вот самое правдоподобное — как ни удивительно, российская медицина стала жертвой своего изначального демократизма. Идеологически она является наследницей медицины советской, рожденной сразу после революции и Гражданской войны. В ту пору врачи вынуждены были иметь дело не с приятными, интеллигентными господами, а с людьми грязными, вшивыми, беспризорными и, к тому же часто — малограмотными. Отсюда: массовость подхода, грубость в обращении, а так же отношения, выстроенные по принципу: «начальник-подчиненный». Или даже: «строгий отец — покорный ребенок».
Таким образом, среднестатистический отечественный врач заточен на то, чтобы, например, эффективно гасить эпидемию тифа в нищей деревне. Только сейчас другие болезни и пациенты. И эти пациенты, попадая к врачу, выслушивают: «Где вы делали анализы? Забирайте обратно, мне не интересно, что вам эти шарлатаны понаписали. Кладите одежду на кресло. Господи, я сказала — на кресло, а не на стул с ручками!» И, кажется, вот-вот врач велит: «А сейчас — прямо в вошебойку. Потом — получите паек — суп из воблы и кусок черного хлеба».
При этом он может быть весьма неплохим специалистом.
II.
Еще недавно у нас слова «врачи, учителя» произносили с такой горестной интонацией, с какой можно сказать: «бомжи, калеки». Сейчас престиж профессии несколько вырос. Но мир нашей медицины по-прежнему — мир контрастов. Примета времени: расслоение не на центр и провинцию, даже не на государственные и коммерческие клиники, а на учреждения, связанные или не связанные с высокими технологиями. В больших городах выросли специализированные медицинские центры, построенные с имперским размахом.
