Духовка
Дмитрий Львович Быков / Михаил Юрьевич Харитонов
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность. Книга завершается финалом, связывающим воедино темы и сюжетные линии, исследуемые на протяжении всей истории. В целом, книга представляет собой увлекательное и наводящее на размышления чтение, которое исследует человеческий опыт уникальным и осмысленным образом.
| Жанры: | Современная проза, Публицистика |
| Серии: | - |
| Всего страниц: | 81 |
| ISBN: | - |
| Год издания: | Не установлен |
| Формат: | Полный |
Духовка читать онлайн бесплатно
25 февраля 2009 года, журнал «Русская Жизнь «
Духовка
То, чему нет имени
— Чайку, чайку, — зачирикал Михаил Витальевич, и тут же, чтобы я не успел отмахаться от предложенной чести, бухнул в кружку пакетик с какой-то травой, остро пахнущей подмышками. Потом выкопал из ящика стола баночку с черными комочками на дне, выцепил ложечкой, потом долго стрясал липкое в чашку. От комочка пахнуло пометом. Я испугался, что он добавит еще что-нибудь — толченого колорадского жука или там, ну я не знаю, крапивное семя, — и потянулся за чашкой, куда радушный хозяин как раз нацелился с кипятком. Несколько капель куснули руку, но не так чтоб очень.
— От почек, от печени, от всего, — чирикал Михаил Витальевич, — тибетское мумие, — ко мне снисходительно пододвинули щербатую сахарницу со слежавшимся белым настом на донце, — а все-таки имейте в виду, сахар химический, от него идет отрицательная энергетика...
Я отхлебнул жидкости и решил, что колорадский жук ее бы скрасил.
— Но вообще перед едой лучше помолиться, тогда энергетика меняет знак, — заметил Михаил Витальевич, тряся в свою чашку какие-то вонькие травки. — Я вот всегда про себя читаю «Богородицу», — несколько сконфуженно сказал он тем тоном, каким признаются в небольшом, милом грешке, — или мантру Великого Освобождения Гуань-Инь, — это уже было сказано с законной гордостью: хозяин квартиры в этом месяце снова склонился к буддизму махаяны. — Сразу подъем в чакрах. И руки не так болят.
Руки Михаила Витальевича были страшные — красные, изъязвленные культяпки. Я уже знал, что это не кожное, а нервное, и не передается, но все равно старался не смотреть.
— Миша, потом посуду помой, — каркнула Вероника Михайловна из уборной.
— Лапонька, — жалобно засвистел Михаил Витальевич, — у меня сегодня ручки очень болят, а там порошок едкий, может, мне сегодня не надо? Тарелочка и две чашечки всего-то.
— Я же тебе с утра говорила, у меня очищение! — закаркала Вероника Михайловна, — я сегодня трансформирую энергию! Пускай Тася помоет, — через некоторое время снизошла она до чужой боли.
— Тасечка опять ругаться будет, — тихонько огорчился Михаил Витальевич, — она пошла кассеты продавать, вернется злая... Я ей все говорю — лучше бы ты рисовала, что ли. Картину же всегда продать можно, а до музыки люди еще не доросли духовно.
Тася, дочка, играла на расстроенном фортепьяно «космическую музыку» — естественно, с положительной энергетикой. Музыка записывалась на кассетник и продавалась по знакомым. Иногда вроде бы удавалось что-то продать, в основном за обещания заплатить когда-нибудь потом. Тася не обижалась: она надеялась, что запись дойдет до какого-нибудь обеспеченного кооператора, и он даст ей денег на нормальный инструмент и аппаратуру.
Мне было их жалко. Всех, включая Веронику Михайловну. Но у меня была работа. Мне нужно было заработать на нем небольшую денежку — за этим я, собственно, и пришел.
— Ну ладно, — подчеркнуто деловито сказал Михаил Витальевич, отставляя кружку. — Так вы, значит, книжками интересуетесь?
— Мне говорили, что у вас есть научная библиотека, — перешел я к делу. — И вы ее продаете. Сразу говорю, все не возьму. Если что-то ценное...
— А, ну да, — махнул рукой хозяин квартиры. — Я уж и не помню, что там... Наука... Наука должна людям помогать, а не от Бога их отворачивать.
Я не уловил связи, о чем и сообщил.
— Ну как же, — вздохнул Михаил Витальевич. — Вот видите какие у меня руки? И никакая наука мне их не вылечила. А вот мне дали почитать, — он повел подбородком в сторону какой-то серой от времени ксерокопии. — Это может помочь.
Духовка
Есть явления, которые не имеют общего названия, — ну как-то не сложилось. Иногда, впрочем, название есть, но оно неуважительное. Хотя принимают и его, за неимением лучшего.
То, о чем я собираюсь рассказать, чаще всего называют слегка обидным словом «духовка». Слово идет еще с советских времен — о которых в основном мы и будем вспоминать, да.
Если кратенько, речь идет о людях — точнее, сообществе людей, довольно многочисленном, текучем, имеющем довольно расплывчатые контуры, — интересующихся «чем-то этаким, духовным, неземным, потусторонним». Под «потусторонним» может пониматься очень многое и очень разное — начиная с изучения философских трактатов и магических ритуалов и кончая, скажем, увлечением гомеопатией. Все это как-то легко уживается вместе.
Уживались вместе и люди — это тоже удивительно, какие именно. Тусовочная жизнь вообще-то везде довольно жестко разделена на непересекающиеся круги, а уж советская — тем более. Компания театралов и компания, скажем, альпинистов практически не имела общих точек соприкосновения — именно как компании: даже если какой-нибудь театрал вдруг да увлекался еще и альпинизмом, он рассматривал эти свои увлечения как непересекающиеся. Точно так же околодиссидентская публика, озабоченная слушанием «радиосвободы» и чтением самиздата, мало интересовалась, скажем, живописью — разве что ту живопись давили бульдозером, «и то». И уж тем более исключено было появление в этих кругах, скажем, каких-нибудь спортсменов, именно в своем качестве, а не как людей без бирки. А вот духовка легко и непринужденно объединяла физиков, народных целителей, поклонников восточных единоборств, и, скажем, почитателей Толкиена. Все эти люди могли сидеть на одной кухне и увлеченно что-нибудь обсуждать, причем на одном языке.
